– Ты пока неопытная. Не умеешь еще отличать прошлое от настоящего, а настоящее от будущего. Но это не страшно. Страшно то, что в этом будущем нет и тебя.

София собирает себя там, где, как ей кажется, звучит настигший ее голос. Из неоформленности действующих на нее ощущений проступает шорох прибоя, острый запах моря и какой-то легкой снеди, приготовленной в оливковом масле. А в лучах приглушенного дымкой заката вырисовываются две фигуры – женская и мужская, одинокие на песчаном берегу.

Девушка наскоро оглядывается: за спиной, за краем пляжа ветер ерошит кучные кроны пиний, похожие на зеленые облачка. К роще прибился одноэтажный глинобитный домик, от которого к мокрой кромке спускается двойная цепочка следов.

У воды мужчина и женщина. И расстеленное одеяло с провизией.

Девушка чувствует, как ветер сечет ей голени песком. Хорошо бы понять, куда пропала ее одежда. Вечно ее магические путешествия наносят ущерб гардеробу. А вот сама ее нагота почему-то не слишком беспокоит девушку.

– Виола много о тебе рассказывала. – Мужчина, смуглый, статный, несмотря на возраст, с выпуклыми залысинами и подвижными глазами, протягивает ей жилистую руку.

София пожимает ее рассеянно, глядя, конечно, не на него, а на мать.

Она не похожа на остальных ведьм. Вероятно, когда она писала, что колдовской дар оставил ее, имелось в виду и это тоже. Вместе с магией она лишилась и всех привилегий элитного клуба. Если, скажем, Марина казалась Софии нетускнеющей эмблемой великолепной зрелости, – и это при том, что Маринина юность, по осторожным прикидкам, выпала на первую половину века, – то женщина, стоящая у воды, вполне подчинилась времени. Волосы ее, не светлые, не седые, а скорее бесцветные, прихвачены с помощью пары небрежно заплетенных косиц. Морщинки в уголках светлых глаз, складочки, набегающие на верхние веки, морщинки на губах. Явственные жилки на загорелых кистях рук. Даже ее облачение – выгоревшая на солнце рубаха и линялые шорты – будто нарочно выдано ей как заложнице необратимости.

Но вместе с приметами возраста проступило и то, что изнашиванию, как оказалось, не подлежит: ореол легкости сродни утомленному вечернему свету, почти девчоночья стройность и чуть-чуть взбалмошная живость, какая у ведьм считается признаком дурного воспитания.

Кажется, она и хочет обнять Софию, и боится – оттого и не знает, как распорядиться руками. Оттого и глупо улыбается. И покусывает обветренную губу.

Что ж, правильно делает, что боится. Пусть только попробует.

– Мы сейчас в будущем? – строго спрашивает девушка.

– Нет. Сейчас нет. Уже нет. Но ты только что там была.

– И ни меня, ни Джуда в нем нет? – уточняет София с видом бесстрастности, а у самой сдавило горло: то ли от страха, то ли еще от чего. – Мы оба погибли? Погибнем?

– Погибнете, если это будущее вступит в силу. Но… например… ты можешь остаться здесь. И с тобой ничего не случится.

– А Джуд?

Виола теребит костяное кольцо на мизинце. Светлые глаза грустно смотрят на девушку, и в них внезапно объявляются слезы. А губы, дернувшись, продолжают застыло улыбаться.

– Я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

София неожиданно для себя начинает смеяться. Смех мучит ее, трясет, как эпилептический припадок, – будто нечто инородное завладело ее телом. А потом так же резко отпускает.

– Ну, меня ваши желания совершенно не касаются. Лучше уж я погибну с близким человеком, чем прохлаждаться тут не пойми с кем.

– Ты все-таки говоришь с матерью, – вмешивается любовник Виолы.

– Не надо, Антуан, – качает та головой.

– Да, не надо, Антуан! – кричит София. – Вас вообще не спрашивали. И, кстати, будет любезно с вашей стороны, если вы хотя бы сделаете вид, что не пялитесь. Чтоб вы знали: мама у меня уже есть. Это мой папа. Который, между прочим, так и не женился. Все, мне пора. Будущее само себя не изменит.

– Ты стала взрослой, – отирает глаза Виола. – Настоящая ведьма.

– Я не ведьма. И никогда ею не буду. Ваши подружки называют меня недоведьмой. И я этим горжусь.

– Ты здесь. А значит, ты стала ведьмой. И это Марина, Лига, Полина и Экадора рядом с тобой – недоведьмы. Все эти годы я каждый вечер выходила в Чертоги Хаоса, ожидая, пока ты появишься там. И вот ты появилась. Ты сильнее, чем все мы, вместе взятые.

– Повторяю: я не ведьма. Я не одна из вас. Хотите мне помочь? Я не переборчивая. Помощь принимается. Давайте вместе отыщем Джуда и спасем нас всех. А потом посмотрим. Может, и пропустим по бокальчику в этой вашей тихой гавани. Только не рассчитывайте, что это что-то изменит между нами. Выбирать с вами тряпки в магазине… болтать о мальчиках… этого не будет.

– Как бы я хотела помочь, София. Отправиться с тобой хоть на край земли. Но у меня почти не осталось магии. Прости. Я могу лишь недолго находиться в Чертогах. Да еще знаю заклинание, чтобы мгновенно охладить арбуз…

Она снова глупо и растерянно улыбается.

– Можно тебя обнять?

Яростно выдохнув, София испаряется с пляжа. В животе и в горле опять что-то запрыгало. Не хватало еще разреветься сейчас. Если она когда и представляла встречу с матерью, то точно не так: не в компании какого-то типа, на которого та променяла папу. И уж точно София не подозревала, что вся сумма материнской мудрости сведется к тайне охлаждения арбузов.

Девушка пытается успокоиться и снова погрузиться в гулкое магическое марево, наводняющее реликтовый лес. Она дает возмущенным эманациям пройти сквозь нее, надеясь в одном из потоков различить что-то знакомое: тень, отголосок, мысль, шлейф – что-нибудь, что относилось бы к Джуду. Но все не то, все чужое. Скелетики листьев, немое скольжение грунтовых вод, эльфийское бездорожье. София осторожно сближается с трепещущим оком колдовской круговерти, точкой испускания фантомных волн – ведь именно к ней они шли с Джудом, пока ее не отбросило в будущее. Но и здесь она не находит своего рыцаря.

Странно, он ведь должен опознаваться если не сам по себе, то хотя бы как полость в магическом массиве, как пузырик воздуха в янтаре.

Давай, Джуд. Где же ты? Неужели она уже опоздала?

София снова предстает перед матерью. Та со вздохом высвобождается из объятий своего кавалера – видно, девушка прервала ритуал утешения. Солнце стремительно уходит за край: над потемневшей водой, едва отличимой от неба, осталась лишь меркнущая оранжевая долька.

– Не могу его найти. Может такое быть, что я снова угодила не в то время?

– Ты его любишь? – спрашивает Виола.

Девушка хмыкает.

– Вот да. Ага. Как раз таких разговоров у нас и не будет. Это ну вот вообще не ваше дело!

– Я спрашиваю не как мать, а как женщина. Ты хочешь знать, как найти своего мужчину?

София раздраженно смотрит в сторону. Потом снова на Виолу – с вызовом.