София знает ее. Это Клервана, предводительница ведьмовского десанта, на который они с Джудом наткнулись в лесу. Только сейчас ее волосы распущены по плечам.

– Клер, – на балкон выходит вторая, незнакомая, – от них уже пахнет. Надо что-то делать.

– Начинайте их будить. Небольшими группами. Пусть уходят. Детей пока не будите. И крепких парней – тоже.

– Детей оставляем?

– Да. Тех, которые помладше. Которым еще нельзя на большие аттракционы.

– А Конвент не опасается, что опустелый город захотят занять эльфы?

– Конвент считает, что, пока в Камелоте остаются дети, люди будут защищать его. Не изнутри, так снаружи. Ну да с эльфами мы договоримся.

– А что насчет защитников Вальмонсо?

– Предложите им оставить замок. Если откажутся… Будем поднимать выносливую молодежь. Устроим старомодный штурм.

– Вы что? – кричит София. – Все-таки решились на свою революцию?

Ее не слышат. Получив запас распоряжений, незнакомка уходит, а Клервана остается дуть на кофе и устало следить за слабым шевелением на улице.

Девушка пробует вмешаться в мысли русоволосой ведьмы, заставить ее изменить приказ, но ничего не выходит. Это все равно что пытаться сделать больно воздуху. Вернее, это сама София как будто стала воздухом, чем-то бесплотным.

Надо предупредить папу! И Саскию! И всех этих бесконечных Энн, Кэт, Лор, Кор, хотя они и не очень приятные личности.

Девушка переносится за город, вдоль полыхающих на солнце рельсов, мимо убранных полей, через виноградники, взлетает на крепостную стену Вальмонсо. На галерее – там, где она в одиночестве пила вино, а потом при звездах разговаривала с Джудом, – сэр Кент и Саския приникли к бойницам. Старый рыцарь смотрит в бинокль туда, где из-за холма поднимается несколько дымов. У Саскии свой оптический прибор – прицел винтовки, которую она держит с расслабленной небрежностью. София не удивлена.

– Как же я рада, что вы в порядке! – София и обняла бы подругу, да нечем. – Скоро здесь будут ведьмы. Они хотят, чтобы вы сдались. А то они пошлют на штурм заколдованных людей.

– Какой план-то? – спрашивает Саския, не поворачиваясь. – Мы же тут вечно не будем сидеть!

– Они придут, – откликается Кент. – Рано или поздно. Магия здесь не действует, так что тут мы и навяжем им генеральное сражение.

Растерянная и злая оттого, что никто ее не слышит, София оставляет галерею и осматривает крепостной двор. Вот где жизнь! Да еще и пестрая. Похоже, сюда стеклись все избежавшие сонной напасти. Тут и несколько рыцарей в эвелинах. И гимназистки, делящие пачку сигарет за дощатым сараем. И праздный народ. И молящиеся. И дружные трудяги, занятые переноской каких-то хозяйственных снастей. И бабы за штопкой полотняного навеса. И мужчина сорока лет в галстуке и пиджаке, осоловевший от рыданий и прижимающий к себе свой портфель.

В одном из внутренних покоев София отыскивает папу. Вспотев от напряжения, он зашивает изогнутой иглой чью-то окровавленную ляжку в распоротой штанине. Пациент не смотрит на совершаемое с его ногой, будто отрекся от нее, зато истово вперяется в другое: в святое распятие, доступное для обзора на груди папиной ассистентки. А, это старшая из сестер Тиглер, Мэри-Кэт, явно положившая взгляд на Джуда. Но сейчас ей не до этого: девушка занята тем, что придерживает края раны. Смотри-ка, заделалась медсестрой, хотя до этого ставила уколы только лошадям! А впрочем, похоже, ее декольте и в самом деле сойдет за разновидность анестетика.

София уже не пытается обратить на себя внимание. Да и не вовремя бы это было: отец как раз вяжет узелок на последнем стежке. Справляется он вроде бы неплохо, а ведь не занимался этим со времен медфака.

Главное, что все живы. И папа, и Саския.

Только непонятно, что с самой Софией. Не стала же она действительно призраком?

Или?…

На шабаше она тоже опасалась, что умерла. Но тогда обошлось. Но тогда и было все иначе. Магия переполняла ее, и она была частью мира, была самим миром, а сейчас ее как будто выключили из бытия, сохранив за ней только полномочия свидетеля. Никаких нитей, за которые она могла бы подергать.

Неужели не убереглась?

Что же произошло?

Так, она была с Джудом, они вместе шли по лесу…

Точно! Джуд ей объяснял про суперпозицию, и выходило у него не очень складно. Вроде бы взрыв в лесу поубивал всех кастигантов, а вроде бы и не поубивал. Она все пыталась представить, как это может быть одновременно. Пыталась, пыталась, но во-первых, это все-таки какой-то, извините, бред, потому что уж либо одно, либо другое, а во-вторых, воображать, что все умерли… – ей это показалось не самым благодарным вложением душевных сил. Да. И стала она представлять, что все выжили. И особенно ей хотелось, чтобы выжили те, кого она любит. И потом Джуд вообще куда-то пропал, а она…

А она оказалась здесь.

Ни жива ни мертва.

Может, это и есть суперпозиция? Надо найти Джуда. Пусть объяснит по-человечески. Пусть, раз такой умный, растолкует, что ей теперь делать.

Девушка моментально застает себя в Сильва Альвана, среди его бурных магических токов, только Джуда здесь нет. Будь он все еще в лесу, она бы нащупала, отследила его, но вокруг только эхо чужих голосов.

Где же он?

София знает, что сейчас она просторнее, чем Сильва Альвана, чем все королевство, надо только суметь заполнить свои же границы, а вернее, их отсутствие. И тогда Джуд непременно проявится где-то внутри нее.

Она размыкает, отпускает себя, чтобы ее опустелый ум заполнился сигналами со всей протяженности мира. Она почти забывает себя, вездесущая, как дыхание земли.

Где-то, к ужасу живых, вскрывается новый очаг жемчужной болезни. По соседству закрывают авиасообщение. Где-то и вовсе не знают о конце света. Наоборот, там в заповеднике появилась на свет долгожданная четверня белых львят. А в другом месте человек съел рекордное количество оладий, и теперь ему прочат губернаторское кресло. Над Заполярьем развертываются призрачные паруса зеленого пламени. А в местечке под названием Уэльм закрыли последнюю угольную шахту. Где-то пьет через трубочку очнувшийся Клод-Валентин. Где-то перерезают ленту в честь открытия самого высокого здания. Бедуин оплакивает смерть верблюда. Контрабандисты вываливают за борт весь улов, завидев приближающийся катер. Скалолаз нашел в горах древнейшее изображение полового члена. Одновременно происходит все, что способно происходить.

И только Джуда нигде нет.

Как такое может быть?

– Может, София… – Незнакомый женский голос приводит ее в чувство. – Если бы ты стала искать своего рыцаря еще до его рождения, то, как думаешь, нашла бы? И то же самое – если искать его в будущем… Раз его нет, то его нет. Значит, его уже не стало к этому моменту.

– К какому еще моменту? – Девушка настороженно ищет источник голоса, и весь атлас бытия мгновенно схлопывается.