— Как это мерзко!

Малика сжала подлокотники кресла:

— Почему же ты сидишь рядом с вещами, Иштар?

— Потому что в вас я вижу те самые исключения.

— Не продолжай! — Галисия поднялась. — Ужасная страна и ужасные нравы!

— Я делаю вам комплименты, а вы обижаетесь.

— Наговорил кучу гадостей, обозвал нас поделками. Я поднялась, а ты даже не потрудился встать. Кто ты такой, чтобы выказывать непочтение к высокородной даме? — Галисия посмотрела на Малику. — Я приду в следующий раз. Когда не будет этого… из Ракшады.

И чуть ли не бегом покинула комнату.

— Уходи, Иштар! — произнесла Малика.

— А как же урок?

— Я сама справлюсь. Уходи!

Иштар сложил руки на груди:

— Я избавился от неё, а ты не оценила.

Малика отвернулась к окну:

— Я не вещь, Иштар, а ты так и не понял.

— Больше всего на свете я хочу называть тебя по имени.

— Мне всё равно. Уходи, — сказала Малика, наблюдая за Сирмой. Пассия Адэра вывела детей на прогулку в сад.

— Но у тебя нет имени. Всевышний ещё не придумал тебе имя.

— Не вынуждай меня просить стража вышвырнуть тебя из комнаты.

— После смерти моих братьев мой друг поил меня противоядием — смесью сильнейших ядов. Я умирал и воскресал каждую неделю. А друг всё приходил и приходил. Каждый новый глоток вызывал новую боль, к которой я не был готов. Однажды мне было так плохо… Я корчился в судорогах и молил о смерти. Друг привёл изуродованного старика. Я подумал: «Чем мне может помочь человек, который сам страдает каждую секунду?» А этот старик меня спас. Он жил со мной до самой смерти. Когда он умер, я замотал его в саван, положил на палубу своего лучшего корабля и отправил в последнее плаванье. Я подарил ему свободу.

Иштар поднялся, отошёл к окну:

— Он научил меня справляться с болью. Но твоя боль другая. Я испытал её и не знаю, с чем эту боль сравнить. И очень надеюсь, что твоё тёмное «Я» уничтожит Краеугольные Земли. Но до Ракшады тебе не достать. И в этом мире будет Бог один, вера одна, и все государства станут частями целого. И ничего не будет твёрже Лунной Тверди. Привыкай к могильному мраку, женщина.

Задёрнул шторы перед лицом Малики и удалился.

Она просидела в кресле до позднего вечера, не притронувшись к шторам. Когда серая кисея затянула остальные окна, и пламя в камине стало единственным источником тепла и света, Малика перебралась в кровать и попросила снотворное.

Утром маркиз Ларе, складывая в чемоданчик лекарства, проговорил:

— Неделя постельного режима.

— Неделя?

— А что ты хотела? Два приступа один за другим — это не шутки. И твои зрачки… Они стали ещё светлее.

Малика вжалась затылком в подушку:

— Можно вас попросить?

— Конечно, Малика.

— Я хочу увидеть Иштара.

Ярис щёлкнул замком чемоданчика. Посмотрел искоса:

— Я передам правителю твою просьбу.

Иштар явился ближе к вечеру. Проходить не стал, замер возле порога. Сидя возле зашторенного окна, Малика поправила на плечах платок. Её весь день знобило.

— Я не вещь, Иштар. И не изделие. Я женщина. У меня нет такой силы, как у тебя, нет такой выдержки и смелости. Я не писаю стоя, и за моей спиной нет стены — все стены передо мной. Стены и закрытые двери. Но у меня есть сердце, есть кровь, кости и плоть — всё как у тебя. И есть то, чем ты не обладаешь — чувства. Это не мысли, Иштар. Это чувства женщины. Мои чувства. Я в очередной раз убедилась, что мужчины их недостойны. — Малика положила голову на спинку кресла. — Можешь идти.

Луга открыл дверь, но Иштар быстрым шагом двинулся через комнату:

— Я расскажу, чему научил меня старик.

— Мне не нужна твоя жалость.

— Я буду говорить от чистого сердца. — Иштар поставил кресло перед Маликой, сел. — Дай мне руки.

— Всё уже неважно, Иштар.

— Быстрей! У нас мало времени.

— Боишься, что придёт Галисия? Она не придёт.

— Придёт. — Иштар взял руки Малики в свои ладони. — Смотри и запоминай. Когда появляется боль, дыши ртом. Когда человек дышит носом, он питает мозг. Мозг мгновенно формирует мысли, реакции и поведение. Когда человек дышит ртом, он питает лёгкие, он не стимулирует мозг и не даёт ему возбуждаться ещё сильнее.

— Не трать время. Я всё равно не запомню.

Иштар взял её за плечи и встряхнул:

— Слушай и смотри! — Вновь взял за руки. — Правая часть мозга — это левая рука, это интуиция. Левая часть мозга — это правая рука, это рассудок, а рассудок всегда трус. Положи правую руку на колено, сверху положи левую. Прижми свой рассудок, своего труса, мужеством. Отключи рассудок, не думай о причине боли. Дыши ртом. Вдыхай боль, пей её как изысканный напиток, пусть она течёт по телу. И боль перестанет быть болью.

Малика посмотрела на свои руки, сложенные на колене и придавленные широкими ладонями. Перевела взгляд на Иштара:

— И всё?

Иштар подошёл к окну, раздвинул шторы и снова сел в кресло:

— Это половина дела.

— Я плохо соображаю. Давай продолжим завтра.

— Я подневольная птица. Завтра могу не прилететь.

Малика улыбнулась, запахнула на груди платок:

— Ладно. Говори. Если что-то забуду, я знаю, где тебя искать.

Иштар посмотрел на дверь.

— Зря ждёшь. Она не придёт.

— Адэру необходимо время, чтобы убедить её. А мне надо время, чтобы успеть рассказать. — Иштар вновь взял Малику за руки. — Когда мой друг привёл ко мне старика, уже было поздно дышать ртом и усмирять рассудок. Боль хозяйничала в каждой клеточке моего тела и мозга. Старик сел рядом и приказал закрыть глаза. «Посмотри на себя сверху, — сказал он. — Вот твои ноги и руки. Видишь, как они дрожат и выгибаются? Видишь, как твоя голова прыгает по полу, будто мяч? Поднимись выше. Видишь, как по твоему телу течёт пот?» Он говорил и говорил. Я поднимался всё выше и выше. Моё тело удалялось всё дальше и дальше. И вскоре я оказался на вершине горы, залитой жарким солнцем, а тело осталось в тёмной долине, и расстояние между нами было огромно. Я не чувствовал никакой боли.

— Что потом? — спросила Малика с вспыхнувшим интересом.

— Потом я пытался сам, без помощи старика, оставить боль в теле и взобраться на вершину горы. Два или три раза у меня не получилось.

— Не продолжай. У меня может не быть двух или трёх раз. И знаешь… Нет у меня никакой светлой и тёмной части. Я сама их придумала.

Иштар покачал головой: