был и до, стояла наряженная елка. Свечи горели еще ярче, чем пару мгновений назад. В комнате собрались  Гавриловы. Была тут даже Щукина со своим ребенком, которого было тяжело отнести к какому-либо полу из-за неприятного лица. Играла музыка, кто-то напевал новогоднюю песню. Взрослые ожидали прибытия остальных гостей, не являвшихся членами семьи. Екатерина сидела у камина и распаковывала подарок. Рядом с ней вилась ее кузина и пыталась заглянуть в коробку.

– Katie, Katie, ну дай посмотреть! –  смеялась кузина.

Брат Екатерины, еще совсем маленький и не очень уверенно стоявший на ногах, играл с деревянной лошадкой, катая ее туда-сюда, и издавая странные звуки, лишь отдаленно напоминавшие ржание.

Вильгельм все еще сидел, привалившись к стене и наблюдая за тем, как нить, уже повязанная на маленькой ручке девочки, натягивалась.

Гости прибывали и, оставляя подарки в этой комнате, направлялись в зал, откуда звучала музыка. Детям же балы были не очень-то и интересны. Им куда важнее было посмотреть, что им подарили. Тут-то и появился другой Вильгельм. Он обвел взглядом лиловых глаз комнату, выискивая кого-то. Но даже не смотрел в сторону зала.

Кузина, дернула Катю за платье, шепнула ей что-то на ухо, отчего Катя даже зарумянилась. Вильгельм, увидевший маленькую Гаврилову, повернулся к девочке и, улыбнувшись, подошел к ней, доставая одну из коробочек из кармана.

– Здравствуйте, Екатерина Алексеевна. С Новым годом, – прошептал Вильгельм и подал ей коробочку.

Катя посмотрела на него. Что-то блеснуло в ее глазах, а потом улыбнулась.

Нить накалилась. Вильгельм смотрел одно воспоминание за другим, но они лишь больше его путали.

Екатерине шесть. Она начинает учить иностранные языки. Екатерине семь, восемь, девять. Она привыкла к тому, что Вильгельм будто бы стал еще одним членом их семьи, что он навещал их, что улыбался, когда она бурчала что-то невнятное за столом, что вел с ней беседы, что наблюдал за ней во время беседы с ее родителями, когда она играла с кузиной, и улыбался. Хотя ей было немного не по себе от этой улыбки.

Екатерине десять. Вильгельм пригласил их в свое поместье, которое ей напоминало скорее дачу, чем что-то величественное. Но природа, будто бы избравшая своим сердцем этот небольшой дом, покорила ее.

Когда Екатерине было одиннадцать, Вильгельм уехал во Францию, хотя и очень не хотел этого. Он тосковал по Петербургу. Ночами, редко когда сонными, видел сны, окрашенные ярким золотом Солнца. И просыпался в холодном поту. 

На двенадцатилетие Екатерины Вильгельм, как и всегда, послал ей подарки и письма.

Когда Екатерине исполнилось четырнадцать, она уже начала забывать Вильгельма. Будто бы этот возраст был чертой невозврата, за которой начиналась новая жизнь. Она уже говорила по-французски так, будто это был ее родной язык, прекрасно танцевала и любила театр. Ее светлые волосы налились сиянием тысячи Солнц, а губы напитались цветом малины. В один из майских дней, которые Гавриловы еще проводили в своем доме в Петербурге, Вильгельм приехал. Предупредив хозяев по всем правилам этикета, который будто бы ядовитой коркой наслоился на его кожу. Когда он увидел Екатерину, она была в гостиной и читала. Вильгельм замер, не в силах оторвать глаз от этой девушки, будто бы случайно появившейся на месте Кати Гавриловой, девчонки, которая будто бы еще вчера носилась за своим братцем и играла с ним в рыцаря и дракона. Вдох застрял на середине горла. Вильгельм пробурчал что-то невнятное. Она подняла глаза и засмущалась.

Одним летом, когда Екатерине уже исполнилось шестнадцать, Вильгельм позвал ее к себе в поместье. Приехала она с мамой, хотя он и надеялся, что родители Гавриловой не смогут вырваться из Петербурга. Они сидели во дворе, в беседке, и пили чай. Екатерина, румяная и цветущая, плела венок из ромашек, а ее мать, постаревшая за десять лет, но все еще не растерявшая очарования, тихо беседовала с Вильгельмом. Он смотрел на то, как пальчики быстро создавали венок , как на красивом личике расцветала улыбка каждый раз, когда у нее получалось.

– Через месяц будет бал. Вы приедете? – с надеждой спросила Екатерина, когда ее мать ушла в дом, пожаловавшись на головную боль.

Вильгельм смотрел на нее, не моргая. Будто бы его мимолетное движение век могло уничтожить этот цветок, бутон, который еще не раскрылся.

– Да, конечно. Обещаю.

Катя улыбалась.

Вильгельм видел бал. Сотни свечей, будто укрывших мир своим сиянием. Сотни ног в дорогих туфлях, стучавших по паркету. Пудра, духи, золото и бриллианты. Он видел сотни балов, если не тысячи. Но этот был особенным. Это был первый бал Екатерины Гавриловой. Она выплыла словно красота, превратившаяся в человека. Будто это слово, прежде не имевшее для Вильгельма никакого объяснения, вдруг обрело смысл. Весь вечер он был рядом. Гости улыбались и шептались, что жизнь Екатерины Гавриловой уже была устроена. Что жених был уже найден и что нужно было дождаться только предложения.

Вильгельм танцевал с ней. Щеки Екатерины объял румянец

– Вы невероятны, Екатерина Алексеевна, – прошептал он и улыбнулся. За тысячи лет Вильгельм научился обольщению. И думал, что на девушку его мастерство подействует так же, как и на сотни женщин до нее.

Но лишь мимолетное движение губ, сразу же сменившееся смущением, выдало в ней то, что она услышала его слова.

– Екатерина Алексеевна, отчего вы так молчаливы? Ведь это ваш первый бал, – прошептал он вновь.

Она отвернулась.

– До важного бала еще годы.

– До вашей свадьбы? 

Она смутилась. Вильгельм все понял.

После танца Вильгельм он ушел в другую комнату и пил. Пил нещадно, заливая в горло один бокал за другим. После очередного танца он увел ее на балкон, до куда не доходили ядовитые язычки свечей, которые будто бы хотели его спалить. Ветер ласкал шею, шевелил волосы, уложенные в невинную прическу. Он коснулся ее руки, а она позволила ему это сделать.

– Уезжайте со мной. Прошу вас, – прошептал он, а она вздрогнула. Она отрывисто задышала. Стыд поднялся к ее щекам, еще не потерявшим детскую пухлость, и окрасил их в ярко-красный.

– Да как же это… –  выдохнула она, запутавшись в его словах, словно в рыболовной сети.

– Уезжайте, и вам никогда не придется слушать чужие приказы. Вы будете свободны, а я вас и пальцем не трону, – прошептал он, подойдя уже ближе, скользнув ладонью уже к ее локтю.

Она сделала шаг назад.

Где-то вдали выл волк. Его песню подхватывали и остальные, разбросанные по всему земному шару и связанные алой нитью одиночества.

– Почему вы молчите? – прошипел Вильгельм, падая на колени перед Екатериной и хватая ее руки. Она пискнула.

– Я понимаю, что