Джонни иронично называл брата «Синьор Марио», однако Томми знал, что он тоже наслаждается тенью славы, которую Марио отбрасывал на них всех. Сам Марио говорил мало, объяснял свои успехи по большей части работой Анжело и вообще вел себя очень скромно, что, как ни странно, раздражало других гимнастов. Коу Вэйленд однажды взорвался: «Парень, черт его подери, просто придуривается, вот и все! Не по-людски это — совсем нос не задирать! В этой его скромности гонору больше, чем если бы гордился, как приличный человек!»

Томми, которому пришлось прикусить губу, чтобы не вступиться с гневными возражениями, ощутил виноватый укол сомнения. В конце концов, самоуничижительная скромность Марио и в самом деле выглядела куда более впечатляюще, чем чванство других звезд.

Только в одном месте гордость и радость Марио действительно находили выход — над головами толпы, на платформе, когда он возвращался на мостик. С вскинутой в приветствии рукой, с бровями вразлет, делавшими его похожим на неземное, ликующее создание из другого мира, которое ненадолго спустилось на землю поразить бескрылых людей, он был напряжен, как натянутая тетива, и одновременно по-кошачьи расслаблен. Состояние это длилось не дольше нескольких минут, которые требовались ему, чтобы дойти до шатра. Там он начинал дрожать, отходя от нечеловеческого напряжения, истерил по пустячным поводам или погружался в злую меланхолию. И в эти минуты, как бы Марио не бесился, ни Анжело, ни Папаша Тони не пытались его осадить, даже Джонни держался на расстоянии. Как-то Марио, переодеваясь, поделился с Томми:

«Знаешь, стоит, пожалуй, рисковать шеей уже ради того, что после они хоть ненадолго оставляют меня в покое». Признание это отозвалось в груди Томми болезненным пониманием. Марио, который никогда не жаловался и не протестовал против жесткой семейной дисциплины, вероятно, страдал от нее больше всех.

Мелких происшествий хватало, но случались и крупные несчастья. Девушка из воздушного балета без всяких видимых причин не удержалась на аппарате и упала с сорока футов. Ее подняли, вынесли с манежа, и она умерла в шатре несколько минут спустя. Одна из «свободных» лошадей внезапно прыгнула через барьер и врезалась в трибуны. Публика с воплями прыснула во все стороны.

Лошадь вскоре поймали, слегка помятую, но целую, но одна женщина упала с десяти футов, и ее унесли на носилках. Неосторожный ассистент дрессировщика каким-то образом раздразнил слона. Недовольное животное слегка пихнуло обидчика хоботом, и мальчика подобрали в двадцати футах поодаль с сотрясением мозга.

Поздним июлем Томми прыгал по сетке, проверяя, туго ли она натянута, а Марио, пользуясь свободной минутой, тренировался на проволоке под критическим взглядом Джейка Дэвиса. Спустившись по лестнице, Марио игриво ткнул Томми в бок и засмеялся.

— Джейк говорит, мне уже можно брать партнера на плечи. Пойдешь ко мне верхним?

— Да ну тебя, — открестился Томми. — Ходить по проволоке это почти как работать с котами. Надо быть слегка чокнутым. Попроси Стеллу — она на все идиотские предложения соглашается.

— А вот возьму и попрошу, — поддразнил его Марио. — Она худее тебя, ее держать легче.

— Только когда будешь просить, смотри, чтобы Джонни рядом не было.

Вышеупомянутый тем временем забрался в ловиторку, и Томми подошел к лестнице. Рядом с аппаратом стоял один из униформистов. Томми он показался смутно знакомым, хотя и не работал с их оборудованием на постоянной основе.

Низенький, в годах, с морщинистым загорелым лицом и сильной хромотой, он однако выглядел проворным. Его выцветшие рыжеватые волосы когда-то, наверное, пламенели так же, как шевелюра Томми.

— Прошу прощения, — заговорил незнакомец, когда Томми начал подниматься. — Вы случайно не молодой человек, которого зовут Марио Сантелли?

Томми покачал головой.

— Нет, Марио вон там, разговаривает с Джейком Дэвисом.

— Простите, мне редко выпадает шанс полюбоваться полетами, — сказал незнакомец.

Он был одет в поношенную рубашку и вытертый комбинезон, но выговор выдавал в нем образованного человека. Пожалуй, был даже легкий, не совсем американский акцент, напомнивший Томми о Бетси Джентри или отце Изабеллы Берд. Что ж, среди рабочих встречались люди, которые пришли в это занятие из какой-то иной жизни. В цирке не принято интересоваться чужим прошлым.

— Я слышал, что один из юных гимнастов выполняет тройное сальто, и попросил Сэнди подменить меня в надежде увидеть его репетицию.

Марио, услышав его слова, поднял брови.

— Хотите взглянуть? Хорошо, погодите минутку.

Он вскарабкался по лестнице и крикнул Джонни:

— Анжело еще не выходил?

— У него на трико шов разошелся. Пришлось новые разыскивать, — отозвался Джонни. — Скоро будет. А что?

— Да вот, хочу тройное попробовать. Ладно, сиди там… ты же разорялся, что умеешь все, что умеет Анжело, да еще и лучше. Теперь доказывай.

И Марио лихо расхохотался. Джонни повис на подколенках, а Томми нахмурился.

— Думаешь, справится?

— Расслабься, Везунчик. Когда Джок хорош, он очень, очень хорош. Сможешь подать мне перекладину?

Томми посмотрел скептически. Обычно это дело доверялось только Папаше Тони. Или, дома в тренировочном зале, Люсии.

— Постараюсь.

— Подтянись немного, Джонни. Да, так сойдет.

И Марио тщательно вытер руки пропитанным канифолью платком.

— Серьезно? — не успокаивался Томми. — Чтобы выпендриться перед рабочим?

Марио широко улыбнулся.

— Малыш, а где еще ты найдешь настоящего ценителя? В мире куча мест, куда можно податься. Если уж человек идет на такую работу, значит, цирк для него не пустой звук. Могу побиться об заклад, этот сморчок знает о полетах больше, чем зеваки, которые бронируют билеты по шесть баксов.

Напряженно наблюдая за ровным качем Джонни, Томми потрогал приколотый изнутри к воротнику значок.

«Да, у него хороший тайминг».

Улыбка Марио пропала. Он взял перекладину, раскачался — все выше и выше.

Томми как всегда затаил дыхание, когда человек и трапеция разъединились.

Марио сделал первый оборот, второй, порывистый третий… Быстрая крепкая хватка — и они с Джонни