— А знаете, почему мы с вами тут торчим? — спросилрядовой Кол Стюарт, лениво свертывая самокрутку.

Сержант Боб Мэллой сдвинул шляпу на затылок, чтоб широкиеполя не заслоняли лицо собеседника, и ухмыльнулся — вопрос этот звучал невпервые.

— Ни шиша я не знаю, — сказал он.

— Ну, лучше тут сидеть, чем за решеткой, — сказалрядовой Джиме Клири и, оттянув немного пониже шорты своего брата-близнеца, судобством пристроился головой у него на теплом мягком животе.

— Да-а, но за решеткой в тебя не стреляют всевремя, — возразил Кол и метко запустил погасшей спичкой в ящерицу, котораягрелась поблизости на солнышке.

— Это я и сам знаю, приятель, — сказал Боб и опятьзаслонил глаза полями шляпы. — А по мне, чем помирать со скуки, чертподери, пускай уж в меня стреляют.

Они с удобством расположились в сухом песчаном окопе как разнапротив минного поля и колючей проволоки, ограждающих юго-западный угол ихтерритории; по ту сторону границы Роммель упрямо цеплялся за единственныйзахваченный им клочок тобрукской земли. Тут же в окопе разместилиськрупнокалиберный пулемет «браунинг» и подле него — аккуратно составленные ящикис патронами, но, похоже, никто не был начеку и не ждал атаки. Винтовки стояли,прислоненные к земляной стенке, штыки блестели в слепящих лучах африканскогосолнца. Вокруг жужжали мухи, но все четверо были коренные австралийцы — жарой,пылью и мухами Тобрука и вообще Северной Африки их не удивишь.

— Ваше счастье, что вы близнецы, Джиме, — сказалКол, швыряя камешками в ящерицу, которая явно не намерена была сдвинуться сместа. — А то поглядеть — неразлучная парочка, прямо любовнички.

— Ты просто завидуешь, — усмехнулся Джиме ипотрепал брата по животу. — Лучшей подушки во всем Тобруке не найти.

— Да-а, тебе хорошо, а каково бедняжке Пэтси? Эй,Харпо, скажи хоть словечко! — подзадорил Боб.

Пэтси ответил белозубой улыбкой, но, по обыкновению,промолчал. Все и каждый пытались его «разговорить», но от него только и можнобыло добиться «да» или «нет», потому его и прозвали Харпо — именембрата-молчуна из тройки комиков — братьев Макс.

— Слыхали новость? — вдруг спросил Кол, —Какую?

— Седьмую бригаду «матильд» разделали под орех приХалфайе, обстреляли из восемьдесят восьмого калибра. Самая крупная пушка тут, впустыне, только она и берет «матильду». Здоровенные танки пробило насквозь.

— Еще чего расскажешь, — недоверчиво протянулБоб. — Я сержант, и то ничего про это не слыхал, а ты, рядовой — и всезнаешь. Так вот, приятель, нет у немцев такого оружия, чтоб уничтожить целуюбригаду «матильд».

— А я тебе говорю, это чистая правда, — стоял насвоем Кол. — Я ходил к Морсхеду в палатку с поручением от командира и самэто слыхал по радио.

Все примолкли: в осажденной крепости каждому необходимотвердо верить — у своих довольно сил и вооружения, чтобы, в конечном счете, еговызволить. И рассказ Кола не радовал, тем более что здесь, в Тобруке, все допоследнего солдата понимали: Роммель — враг опасный. Отражать его атаки импомогала искренняя уверенность, что с австралийцем в бою может сравниться разветолько индийский воин гурка, и если вера составляет девять десятых силы, тоздесь они твердой верой, несомненно, доказали свою мощь.

— Размазни эти помми, — сказал Джиме. — Сюдабы, в Северную Африку, побольше наших австралийцев.

С ним дружно согласились, и тут на самом краю окопа грянулвзрыв — от ящерицы не осталось и следа, а четверо солдат кинулись к пулемету иружьям.

— Паршивенькая итальянская граната, никакой силы, одниосколочки, — со вздохом облегчения сказал Боб. — Будь это подарочекот Гитлера, мы бы уж играли на арфах в раю с праведниками — тебе, верно, этобудет по вкусу, а, Пэтси?

После тягостных, с большими потерями, месяцев в осаде,которые словно бы ничего не дали, с началом операции «Крестоносец» ДевятуюАвстралийскую дивизию эвакуировали морем в Каир. Однако за то время, пока онаудерживала Тобрук, британские войска в Северной Африке неуклонно пополнялись инаконец превратились в Восьмую армию, во главе которой встал новый командир —генерал Бернард Лоу Монтгомери.

Фиа носила теперь серебряную брошку — эмблему Австралийскихвооруженных сил: восходящее солнце, а под ним, на двойной цепочке, серебрянаяпланка с двумя золотыми звездочками, знак, что у нее в армии двое сыновей. И каждыйвстречный видел, что и она тоже исполнила свой долг перед родиной. Мэгги такуюброшь носить не полагалось, ведь она не проводила в армию ни мужа, ни сына. ОтЛюка пришло письмо — он намерен и дальше работать на плантациях, сообщает ей обэтом на случай, если она беспокоится, не воюет ли он. Судя по всему, он начистозабыл, что она сказала ему в то памятное утро в ингемской гостинице. Мэггиустало засмеялась, покачала головой, кинула письмо в корзинку под письменнымстолом матери и при этом подумала: а тревожится ли Фиа о сыновьях, которыесейчас воюют? Что она, в сущности, думает о войне? Но Фиа ни разу ни словом обэтом не обмолвилась, хотя брошку надевала каждый день, с самого утра, и неснимала до ночи.

Изредка приходило письмо из Египта, раскроешь — рассыпаетсяна клочки, потому что всюду, где упомянуты были названия мест или воинскихчастей, ножницы цензора вырезали аккуратные прямоугольные отверстия. Читать этиписьма значило, в сущности, извлекать что-то из ничего; но они приносили самуюглавную, самую важную весть: раз они приходят, значит, мальчики еще живы.

Дождя давно уже не было. Словно стихии небесные сговорилисьлишить людей всякой надежды: 1941-й был уже пятым годом жестокой засухи. Бобом,Джеком и Хьюги, Мэгги и Фионой овладело отчаяние. У Дрохеды на счету в банкележало довольно денег, чтобы закупить корма для овец, беда в том, что овцы естьне станут. В каждой отаре есть свой вожак, только если соблазнить кормомвожака, можно надеяться, что его примеру последуют и остальные; но нередко дажевид жующего вожака не действовал на остальных овец, и они не притрагивались ккорму.

И вот, как ни тошно им это было, не удалось и обитателямДрохеды обойтись без кровопролития. Травы совсем не осталось, земля на выгонахобратилась в темную, спекшуюся, всю в трещинах корку, и лишь кое-где этупустыню немного оживляли серые и светло-коричневые рощицы. Пришлось взяться заружья и ножи; овца падала от слабости, кто-нибудь перерезал ей горло, чтобыизбавить от долгой, мучительной смерти, когда вороны еще заживо выклюют беднягеглаза. Боб купил побольше коров, их можно было кормить и в стойлах, так чтоДрохеда не переставала снабжать армию. Никакого дохода это не приносило:слишком дорого обходились корма, ведь поля страны пострадали от засухи неменьше, чем пастбища. Земля почти не давала урожая. Однако из Рима сообщили:для армии надо и впредь делать все возможное, не считаясь с расходами.