Главные действующие лица снимка – сам не-Шон и… и Фрэнки.

Франсуа Пеллетье, каким я запомнила его по Эс-Суэйре. Поотелю Доминика, по ресторанчику средиземноморской кухни «Ла Скала», по рассказуо взрыве в лондонском автобусе; по заднице, затянутой в водонепроницаемыйкостюм для серфинга, по перерезанному горлу… нет-нет, лучше не вспоминать обэтом, тем более что на фотографии Фрэнки

жив,

здоров,

улыбчив,

полон оптимизма,

совсем как mr.Тилле, герой другого снимка. На этом же –царят не-Шон и Фрэнки, стоящие в обнимку, с одинаковыми открытыми улыбками, водинаковых шелковых рубашках (снимок сделан летом, судя по буйной зеленикустарников на заднем плане), короли общепита, короли океана, короли граффити,музыкальных автоматов и многих других вещей, о которых я не имею ни малейшегопредставления.

Иногда убивают и королей.

Я уже знаю об этом, но знает ли об этом не-Шон, сменившийшелковую рубашку на рубашку из вельвета?..

– Что скажете?

– Это и есть Франсуа. Мой друг. – С самого началая была слишком опрометчива в определениях, но отступать поздно. Уже поздно.

– Да. Это и есть Франсуа. Мой друг.

У не-Шона, безусловно, гораздо больше оснований считатьФрэнки своим другом, вот и фотография это подтверждает, а что могу предъявитья? Регистрационный листок из отеля «Sous Le del de Paris», вечер подаккомпанемент арабского двойника Брайана Адамса? сбивчивую повестушку отелефонном звонке («estoy en la mierda!» – ей не поверил даже марокканскийследователь) – а еще я могу предъявить смерть Фрэнки, хотя смерть еще никого неделала друзьями.

Любовниками – да (привет тебе, студентик Мишель, где бы тысейчас ни оказался!) – но не друзьями.

– И давно вы знакомы с Франсуа? – задает не-Шонсамый обычный вопрос.

– Скажем, к друзьям детства его явно не отнесешь. И кдрузьям юности тоже, – отвечаю я ему таким же обыденным тоном. – Втом смысле, что мы познакомились не так давно.

– И он не рассказывал обо мне?

– Опосредованно.

– Что значит – опосредованно?

– Я здесь и, следовательно, была наслышана осуществовании этого бара…

– Вы могли узнать о нем из любого другого источника.

– Но узнала от Фрэнки. И он же подарил мне вашифирменные спички. Вы сами видели.

– Да… Видел.

– Фрэнки – занятный тип. Много распространялся насчетсвоих подвигов на ниве сейфов, сыров и сухих строительных смесей. А еще он былдиджеем на Ибице. И едва не завербовался в иностранный легион.

– Он любит этим прихвастнуть перед девушками. Откуда выприехали?

Тон бармена нисколько не изменился, изменилась обстановкавокруг: вещи, до этого предоставленные сами себе, сжимают кольцо вокруг кресла,в котором я так неосмотрительно угнездилась. О том, чтобы подняться, не задевкурительницу или сундук, не опрокинув ширму, не может быть и речи. И самокресло превратилось в ловушку – оторвать руку от подлокотника можно, лишьнапрягая все силы. Но если словесная экзекуция продолжится теми же темпами – вскором времени и максимального напряжения сил будет недостаточно.

Малодушие – вот чего бы хотелось избежать.

– Откуда?..

– Вы ведь не француженка?

– Нет. Я – русская, но последние несколько лет прожилав Марокко.

– Так вы приехали сюда из Марокко?

– Ну… да.

– И когда?

– Это допрос?

– Нет. Мы просто беседуем.

– Вы пригласили меня поговорить о Фрэнки, но почему-томы говорим только обо мне.

– Это естественно, вы ведь друзья, не так ли?.. Таккогда вы познакомились с Фрэнки? И главное – где?

«Когда» и «где» охватывают королевство Марокко с флангов;стрела «когда» и стрела «где» направлены на его атлантическое побережье, ихострия смыкаются в маленькой точке на карте – Эс-Суэйра, население городка (отгрудных младенцев до дряхлых стариков) не самый вместительный бар «Cannoe Rose»переварил бы за несколько недель, что известно об Эс-Суэйре не-Шону? И знает лион вообще о ее существовании?

– Помнится, вы употребляли словечко «давно». – Напомощь это не похоже; скорее бармен решил утопить меня окончательно.

– Разве?

– Употребляли. Вы давно не виделись с Франсуа, он вашдавний друг и все такое.

– И что из того?

– А то, что Франсуа никогда не упоминал о вас.

– А должен был?

– Он никогда не упоминал, что знаком с русской.

– Знакомство с русской – из ряда вон выходящее событие?

– Неординарное.

– Я не говорила ему, что я – русская…

Я больше не контролирую ситуацию – и все из-за маленькойошибки, которая может привести к непредсказуемым последствиям. Отвлекшись навещи в каморке, убаюканная монотонным голосом бармена, я – совершенномашинально – сказала правду о себе. Русская из Марокко, уличенная в акценте иеще бог знает в чем. Все было бы по-другому, представься я испанкой изНюрнберга, ну что я за дура!.. Об испанку из Нюрнберга бармен обломал бы себевсе зубы. Испанке из Нюрнберга все сходит с рук, чего стоила одна встреча сотмороженным сопляком Слободаном! Мы расстались, довольные друг другом, но вслучае с барменом исход встречи вовсе не выглядит таким уж безмятежным.

– …Не говорили?

– Нет.

– Вы познакомились в Марокко?

– Допустим.

– Но Франсуа никогда не был в Марокко.

– Если он ваш друг, – я стараюсь сохранятьспокойствие, – тогда вы должны знать, что он был в Марокко…

– …Он не был там до самого последнего времени. Он уехалтуда совсем недавно. И месяца не прошло.

– Я знаю.

– И я думаю – с ним случилось несчастье.

Не-Шон говорит это не для меня, скорее – для себя,перекатывая во рту потухшую сигару, – грустную сигару в грустном рту, егоглаза тоже грустны, в их глубине мерцают слова всех самых грустных песен насвете.

– С ним случилось несчастье, ведь так? Случилось самоехудшее. Иначе вас не было бы здесь.

– Боюсь, что да. Мне очень жаль.

Я бы могла прикоснуться к локтю бармена, положить руку емуна плечо – и это было бы самым естественным проявлением чувств. До сих пор мыпросто водили друг друга за нос, стараясь выведать главное окольными путями, нотеперь все изменилось, и я не заметила – когда. И не поняла – почему. Отне-Шона не исходит никакой опасности, хотя иногда убивают не только королей, нои гонцов, принесших дурные вести.