Все в комнате, начиная от стен и до потолка, было из стекла, кристально чистого, как вода из природного источника. Лишь пол, по моим меркам, считался обычным: выложен плиткой светло-голубого цвета, поверх которой лежал овальный меховой ковер рыжеватого оттенка, изготовленный, скорее всего, из шкуры какого-то животного. Правда, жалко убитого зверя, надеюсь, он умер естественной смертью. На этом вся нормальность заканчивалась, а дальше начиналась фантастика, не иначе. Здесь не существовало мебели, совершенно никакой, но тут она стала бы излишней.

Комната, зависшая между небом и землей, визуально делилась на две половины: светлую и тёмную, а изюминкой было то, что за стеклом тёмной стороны виднелся ночной пейзаж леса, лунная ночь, а светлая представляла собой летний день с ярко светившим солнцем, оттуда до меня доносилось весёлое пение птиц. Здесь день и ночь соединились вместе в одном небольшом помещении. Разве это не самое прекрасное и нереальное место?

Красота и нереальность комнаты потрясала, но меня не покидало ощущение, что я здесь как в ловушке, продуманной и довольно удачной. Такое чувство, что я находилась в инсектарии*, и с минуты на минуту кто-то должен прийти и оборвать мои крылья.

Пытаясь хоть как-то отвлечься, я направилась в дневную часть комнаты и села около стекла на ковер, и, не удержавшись, провела по нему ладонью. Щекотное и успокаивающее действие вызвало легкую улыбку на моем лице, которая тут же пропала, стоило поднять взгляд и увидеть свое отражение. С шестнадцати лет я не люблю смотреть на свое отражение в зеркале. Нет, даже не так. Я в него не смотрю, после полученных от своих сверстников шрамов. Это случилось, когда у меня появился дар, ну или защита, как теперь стало ясно.

По выработанной еще с приюта привычке, я проснулась рано, встала и, умывшись, переодевшись, отправилась в сад, расположенный за усадьбой приемных родителей. Там все и произошло. Собственно, чего еще стоило ждать, ведь проклятая сиротка из детдома посмела не принять великодушно предложенную дружбу от золотых аристократиков, что мнили себя выше всех и вся.

В саду меня поджидали пятеро: три парня и две девчонки — на меня одну, заведомо проигранное дело. На всех были перчатки и одеты с ног до головы, так, что без оголённых мест. Они знали, куда и к кому идут. Подозревала ли я? Да. Но что могла сделать? Не выходить из дома? Заявились бы в гости. Папенька и маменька были бы зверски рады увидеть мои муки, еще и приплатили бы за усилия.

Подведя не сопротивляющуюся меня к лавочке и встав вокруг нее в кольцо, они отомстили. За то, что отказалась от их «дружбы», за симпатию самого завидного парня, за неразделенные и не принятые мной чувства. Скопилось много претензий ко мне, и их эмоции просили выхода. Сначала ловкими и точными ударами они по очереди прошлись по животу, несколько хлестких пощечин по лицу, и я бы упала, если бы не жесткие руки, вцепившиеся в плечи сзади, чтобы не свалилась преждевременно. Но то, что придумали эти гнилые личности, бесчеловечно. Уголовники и те всегда чтили закон о неприкосновенности лица, а эти… Когда дыхание сбилось, а беззвучные слезы текли по моим щекам, сверкнуло лезвие ножа.

После четвертой рваной раны на лице, я перестала ясно и четко соображать. Боль стальными кольцами оплетала мозг, но это не помешало мне различить за спинами напавших две фигуры. Сфокусировав взгляд насколько это вообще было возможно, я смогла рассмотреть их. Приемная мать и сестра стояли в нескольких шагах, стояли и смотрели. Возможно, мне привиделось, но я увидела предвкушающую улыбку на лице сестры.

Это стало последней каплей. Не помню, что тогда произошло, но «золотые детки» засуетились кто куда, и я упала на колени. Туманный взгляд прошелся по рукам, они были в крови, моей крови. Подняв голову, нашла глазами приемную мать и, протянув руку, перемазанную алой кровью, в ее сторону, позвала:

— Ма… Ма-ма… — И отключилась.

Не знаю, кого именно я звала — приемную или родную мать?

Мне больно и трудно вспоминать тот случай. Само понимание, что я никому не нужна и при первой же возможности приемные родители с радостью дадут мне умереть, было за гранью. И я навсегда запечатлела то утро в памяти, и никогда не давала о нем забыть ни обидчикам, ни безучастным свидетелям, оставив на своем лице шрамы от ножа. Да, с помощью магии можно их свести, но зачем? Зачем убирать свидетельство своей слабости и подтверждение чужого предательства, коварства?

После я очнулась в луже крови, и никто не поспешил за все это время мне помочь. Хочешь, чтобы тебе помогли? Сделай это сам. Лозунг моей жизни. Кое-как встав, на трясущихся ногах, я едва добралась до своей комнаты, где долго и тяжело обрабатывала и залечивала раны, но душевные, увы, не заживут никогда. То, как поступили мать и ее дочь, выше моего понимания. Так не поступили бы и звери…

Наверное, здесь, в этой удивительно прекрасной комнате, я первый раз внимательно разглядывала свое лицо в шрамах. Нет, конечно раньше я тоже смотрела в зеркало, но это было, скорее, смазанное действие. Не рассматривала себя, то, каким чудовищем меня сделали внешнее. Тот еще вид, в самый раз для фильма ужасов. Но мне жаль себя. За свои слабости нужно платить. И плата взимается болью, если не душевной, то физической. Кому как лучше доходит.

Возможно, я и дальше предавалась бы печальным воспоминаниям, если бы не неожиданный посетитель. В зеркальном отражении стекла я увидела, как из светящегося синим портала вышел мужчина.

Но во сне не бывает порталов. Тогда это не сон?

— О, Бог мой!.. — вскрикнула я от неожиданности и обернулась.

Может, от боли воспоминаний повредился рассудок? Или это бред моей больной фантазии?

Пока я пыталась понять, что же происходит, мужчина огляделся, а увидев меня, направился прямиком ко мне. Он шел, а я удивленно рассматривала его: высокий, спортивного телосложения, с узкими бедрами, волосы светлые и коротко стриженые, глаза цвета расплавленного золота обрамлены густыми темными ресницами, и губы, полные и манящие.

Создавалось впечатление, что надетая на него футболка вот-вот треснет по швам, так сильно облегает мускулистый торс. Длинные мускулистые ноги он тоже умело подчеркнул облегающими штанами, все, так сказать, выдающиеся места. А ничего так моя фантазия постаралась.

Приблизившись ко мне вплотную, мужчина хотел было что-то сказать, но, увидев мое обезображенное лицо, нахмурился. Мгновение и с его губ слетело заклинание истинного обличия. Да, это заклинание я хорошо знала, оно имело свойство возвращать человеку его прежний облик, несмотря на любые шрамы и увечья. Говорили даже, что оно и утраченные конечности возвращало. Но так ли это на самом деле, некому ответить.

— Какого лешего?! Я разве просила об этом? — зло прошипела я. — Ты кто вообще такой?

— Я, Вивьен, Акватор, и по совместительству твой муж. И моей дорогой жене не пристало ходить со шрамами.

— Муж? Какой еще муж? — опешила я от такого заявления. И почему же я не знаю, что вышла замуж?

— Моя оплошность. В прошлой жизни ты была моей женой и в этой станешь, уж я-то постараюсь, будь уверена, — самодовольно улыбнулся незваный посетитель.