удалось прорваться за крепостные стены; начались рукопашные бои не на жизнь, а на смерть. Викинги и англосаксы из варяжской стражи византийского императора оказывали необычайно яростное сопротивление, но мало-помалу силы крестоносцев заняли всю северную часть города.

Первым из крупных зданий нападавшие захватили Влахернский дворец и уже оттуда через несколько часов начали решающий штурм. Император бежал еще прошлой ночью, так что с окончанием сражений кончилась и византийская власть. Воцарился хаос: следующие три дня город безудержно грабили. Франки и венецианцы не церемонились – даром что разоряли христианскую столицу. Они врывались в церкви и монастыри в поисках любых ценностей, убивая и насилуя всех, кто пытался их остановить. В довершение бед разбушевался пожар, и в считаные дни один из великолепнейших городов мира превратился в пепел и развалины.

Взятие Константинополя в 1204 году, во время Четвертого крестового похода, стало, несомненно, одной из самых позорных страниц истории Средневековья. Причины, по которым армия крестоносцев, призванная завоевать Святую землю, отклонилась от плана и разграбила Константинополь, хорошо изучены, но здесь нас интересует роль, которую сыграла в этом Венецианская республика. Отношения между Венецией и Византией всегда носили особый характер, однако это не помешало старому и слепому венецианскому дожу Энрико Дандоло направить свои войска против города, который на протяжении многих веков был верным союзником Венеции.

Впрочем, следует отдать венецианцам должное: история гласит, что, мародерствуя, они все же вели себя лучше своих союзников. В то время как франкские рыцари переплавляли все металлические предметы, которые им удавалось захватить, вне зависимости от художественной или религиозной ценности, венецианцы – вероятно, в силу большей образованности и утонченности – целенаправленно похищали произведения искусства. При разорении Константинополя погибли многие шедевры античности. Со времен Константина византийская столица была настоящим музеем под открытым небом, где греческие, эллинистические и римские скульптуры соседствовали с египетскими обелисками и реликвиями, привезенными из всех уголков христианского мира. Невозможно подсчитать общую стоимость предметов, похищенных из константинопольских дворцов и церквей; ясно одно: без этого разграбления нынешняя Венеция была бы далеко не такой богатой и блистательной.

С Востока в Венецию попали десятки богослужебных предметов высочайшего уровня художественного исполнения, а также тысячи капителей и колонн – древних и средневековых. Среди награбленного были иконы и картины, прежде невиданные на Западе, и богатые украшения и одеяния, навсегда изменившие моду в городе на лагуне. Вся Венеция разукрасилась плодами падения Константинополя, но больше всего сокровищ осело в соборе Святого Марка. Собственно, и порфировые колонны, и сотни мраморных плиток, которыми облицован главный вход, сняты с византийских зданий, как и знаменитая скульптурная композиция, изображающая четырех тетрархов, вмонтированная в южный фасад собора. И, разумеется, те четыре коня, по следам которых мы и отправились в Константинополь.

Кони, отлитые в натуральную величину из золоченой бронзы, бесспорно относятся ко временам Древнего Рима; это уникальный дошедший до нас образец античной квадриги. Они так ценились, что Константин приказал установить их посреди своего огромного ипподрома. Венецианцы осознавали их значение, и потому сразу после прибытия из Константинополя кони оказались над главным входом в кафедральный собор: это было свидетельством того, что Венеция стала своего рода новой Византией. В конце XVIII века уникальность квадриги подвигла Наполеона похитить ее и увезти в Париж, а сегодня оригиналы скульптур хранятся под надежной защитой внутри собора. Однако венецианцы завладели не только мраморными плитами, святынями, скульптурами и драгоценностями. Они также присвоили книгу – очень древнюю и невероятно важную. Книгу, в соответствии с которой выложены все мозаичные образы, поражающие нас, когда мы переступаем порог базилики.

Входящий в любую из дверей собора Святого Марка сначала попадает не в сам храм, а в пространство, называемое нартекс. Как и в византийских церквях, в кафедральном соборе Венеции есть место перехода от профанного внешнего мира к сакральному внутреннему, и оно – едва ли не самое интересное во всем здании, хотя мы, туристы, чаще всего не уделяем ему должного внимания.

Нартекс выстроили примерно век спустя после завершения остального здания, и вся его отделка невероятно роскошна, но ярче всего – золотые мозаичные своды и купола. Мозаики изображают сцены из Ветхого Завета, что логично: пространство должно подготовить посетителя к чувственному и духовному опыту, который он вот-вот получит внутри базилики. Расположенный на стыке дневного света и полумрака внутри собора, нартекс действует как фильтр между двумя реальностями, а ветхозаветные истории предваряют евангельскую, рассказанную под большими куполами. Вместе мозаики составляют больше сотни фигуративных панно, и они едва ли не самое ценное в базилике по двум причинам. Во-первых, это оригиналы XIII века, почти не претерпевшие изменений, которым подверглись многие другие части собора. Во-вторых, их иконография уникальна, поскольку основана на одном из самых ранних образцов христианского искусства. Изображенные сцены взяты из той самой книги, похищенной из Константинополя, – Коттоновского Генезиса.

Коттоновский Генезис был создан предположительно в V веке в Александрии и представляет собой одну из древнейших известных нам иллюстрированных книг, прекрасный источник знаний об изобразительном искусстве ранних христиан. Он содержал около 350 иллюстраций к библейской книге Бытия, многие из которых в точности воспроизведены в нартексе собора Святого Марка с помощью блестящих тессер[19] на золотом фоне. Словно в золотом пламени, на стенах мы видим сотворение мира, изгнание Адама и Евы из рая, истории Ноя, Моисея и Авраама. К сожалению, сам Коттоновский Генезис погиб в другом пламени – в 1731 году, при пожаре в английской библиотеке, где он хранился[20]. Но подняв голову к мозаикам сразу за входом в собор Святого Марка, мы можем составить представление о том, какими были эти написанные более полутора тысяч лет назад образы, пережившие мародерство, но не разрушительную силу огня.

Когда вы проходите через нартекс и вступаете в сам собор, вас тоже поджидает пожар. Только его огонь не обжигает и не губит, а ошеломляет. Это потоки золотого света, окутывающие каждого, кто останавливается под большими куполами, покрытыми сверкающей мозаикой. Словно тлеющие угли с металлическим отливом передвигаются следом за нами, когда мы завороженно бродим под взглядами сотен глаз, взирающих с высоты. Это неописуемое ощущение, выходящее далеко за пределы чисто зрительного восприятия. Стоя в центре базилики, мы понимаем, какой духовный и мистический смысл имело для людей того времени мерцание золота. Со времен поздней античности в соответствии с идеями неоплатонизма первые христиане ассоциировали божественное начало с сиянием и светом – не только исходящим от солнца, но и кроющимся в отблесках драгоценных металлов, камней и стекла. Это объясняет использование золота, серебра и эмалей в изготовлении богослужебных предметов, иллюминирование средневековых Евангелий, роскошные переплеты, в которых книги походили на дароносицы, а также золотой фон мозаик в византийских