остается в тени. Кроме того, путешественника ждет непременный рассказ о переносе этого и еще одного храма Абу-Симбела во время строительства Асуанской плотины, настоящем инженерном подвиге, состоявшемся благодаря участию десятков стран.

А вот о рельефах во внутренней части храма гиды говорят нечасто. На этих изображениях монументальный Рамсес II разбивает хеттские войска в знаменитой битве при Кадеше. Как и его потомок Рамсес III век спустя, фараон правит боевой колесницей, стреляет из огромного лука, разом хватает за волосы целую гроздь врагов, целясь в них палицей, – словом, ведет себя как полубог, способный в одиночку положить целую армию. Однако эти рельефы страдают той же однобокостью, что и украшающие вход в храм Мединет-Абу: египтяне вовсе не одерживали сокрушительной победы при Кадеше. Эта битва довольно хорошо изучена и примечательна как раз тем, что окончилась самой настоящей ничьей и подписанием первого в истории мирного договора.

Изображения вновь содержат намеренную ложь. Рамсес II, Рамсес III и Филипп IV. Рельефы в храме Абу-Симбела, пилоны в Мединет-Абу и «Сдача Бреды» Веласкеса. Три примера того, как власть использовала образы, чтобы донести посыл, почти всегда расходившийся с реальностью исторического момента. Но это еще и три примера невероятной силы подобных изображений.

Тот, кто побывает в храме Мединет-Абу, унесет с собой искаженное представление о правлении Рамсеса III. Великолепие архитектурного ансамбля и богатство рельефов на пилоне при входе утаят от путника трудности, проистекающие из военных кампаний, стачки ремесленников и злосчастный конец самого фараона. Но есть одна изумительно красноречивая деталь, обычно остающаяся незамеченной. В начале главы я упомянул, что путь в поминальный храм лежит через укрепленные ворота в стене. Это очень важно и совершенно необычно. Ни в одном другом египетском храме такой стены и таких ворот нет. Фараонам никогда не приходилось защищать свои святилища, возводимые в тысячах километров от потенциальных скоплений вражеских сил. А Рамсесу III пришлось. Он сдержал цунами «народов моря», но не смог остановить упадок своей цивилизации. Он погиб бесславной смертью, и ни амулеты, ни заговоры не защитили его от заговорщиков и убийц.

Пустыням и армиям в конечном счете тоже не удалось уберечь Древний Египет. Такова судьба людей и великих империй. Мы попадаем в лапы забвения, исчезаем, испаряемся. Только образы, только искусство могут спасти нас от самой непроглядной амнезии, от ночи памяти, от мрака времени.

Храм Конкордии (Агридженто)

О колоннах, деревьях и лесах

Леса предшествуют человеку, пустыни следуют за ним.

Приписывается Рене де Шатобриану, французскому писателю, политику и дипломату

Если тебе встретится роща, где не видно неба из-за гущины нависающих друг над другом ветвей, то и высота стволов, и уединенность места, и удивительная под открытым небом тень, густая и без просветов, – все внушит тебе веру в присутствие божества.

Луций Анней Сенека, римский философ-стоик, поэт и государственный деятель

В мире есть сотни зданий, входы которых украшены колоннами. Пантеон, пожалуй, одно из самых известных, но список практически бесконечен. Дворец ко́ртесов в Мадриде и Капитолий в Вашингтоне, Британский музей, Прадо, Метрополитен – у всех этих сооружений есть портики с колоннами. Как видим, это не обычные дома. Университеты, музеи, штаб-квартиры государственных организаций, но никак не скобяные лавки или прачечные, при всем уважении к этим достойнейшим заведениям. Как будто колонны – и чем выше, тем лучше – придают зданиям своего рода почетность. И неважно, происходит ли в конгрессе депутатов надругательство над самим понятием политики, выставляются ли в музее свидетельства жуткого колониального прошлого, – колонны все облагораживают.

Портики с колоннами восходят ко временам расцвета античности, а как известно, испокон веков Запад благосклонно взирает на все, что хотя бы отдаленно напоминает классическую античность. При этом размещение колонн с внешней стороны здания кажется не слишком логичной и естественной идеей. В древнеегипетской архитектуре колонны служили для поддержания потолков больших залов, но никому и в голову не приходило размещать их снаружи храма. Это новшество, значительно повлиявшее на историю архитектуры, ввели древние греки, когда начали строить первые святилища в виде зданий.

Двадцать лет назад путь из Палермо в Агридженто был настоящей одиссеей. Сеть автострад на Сицилии не то чтобы густая, а шоссе с севера на юг оказались извилистыми, разбитыми, и местная манера вождения напоминала скорее о Каире, чем о Милане. Но несмотря на все препятствия, за мои короткие восемь месяцев в Палермо я трижды успел побывать в Агридженто. И оно того стоило. Я с удовольствием вставал до зари, зная, что вернусь в столицу острова только поздней ночью: ведь меня ждали развалины так называемой Долины храмов.

Эта впечатляющая археологическая зона находится к югу от городка, там, где берег Средиземного моря уже больше похож на африканский, чем на европейский. Разумный путешественник изучит ее без спешки – тем более что в самом Агридженто, который многие считают самым безобразным городом Сицилии, смотреть не на что. В отличие от него, руины определенно стоят созерцания. На краю плоскогорья, где некогда располагался греческий город Акрагас, стоят остатки семи храмов, многие из которых почти разрушены – от них осталось буквально по паре колонн. В центре, в самой выгодной точке, в окружении разбросанных по земле капителей и скудной растительности возвышается величественный храм Конкордии, прекрасно сохранившийся идеальный пример тех первых зданий, входом в которые служил портик с колоннами.

Храм окружен рядом колонн, так называемым перистилем. Шесть из них – со стороны входа. Зодчие строго следовали канонам дорического ордера; храм Конкордии – образец греческого религиозного сооружения V века до н. э. Как и все прочие храмы в Агридженто и почти все в самой Греции, он вытянут по оси с востока на запад, то есть главный вход открывался навстречу встающему солнцу. Никто не знает, кому был посвящен этот храм, поскольку современное название появилось гораздо позже и вряд ли имеет отношение к греческому божеству, почитавшемуся здесь изначально. Через тысячу лет после постройки храм сделали христианской церковью. Некий епископ по имени Григорий объявил, что изгнал засевших внутри языческих духов, и освятил здание во имя апостолов Петра и Павла.

Превращение того или иного святого места в культовое сооружение совсем другой религии – не такое уж редкое явление. На той же Сицилии можно посетить собор в Сиракузах, в стены которого вмонтированы дорические колонны стоявшего на этом самом месте греческого храма. Знаменитый Парфенон в Афинах побывал сначала церковью Святой Софии, а затем мечетью. На Пиренейском полуострове есть Кордовская мечеть, ставшая католическим собором после завоевания города войсками Фердинанда III Кастильского.

Люди много раз пытались осмыслить причины подобных трансформаций.