При рождении на Криптоне будущего супергероя называют Кал-Эл, что порождает удивительные реминисценции. Трех архангелов, признанных католической церковью, зовут Михаил, Гавриил и Рафаил, то есть последний слог их имен (в древнееврейской огласовке «эль») соответствует последнему слогу имени Супермена, а все потому, что частица «эль» – древнейший способ обозначения божества у финикийцев, евреев и арабов.

Неудивительно, что в этих культурах десятки имен собственных и нарицательных, связанных с божественным, содержат подобное буквосочетание, но весьма любопытно, что и главного супергероя современности его создатели решили наделить подобным именем. Глядя на Христа, изображенного на романском портале, например в Конке, мы должны помнить, что перед нами образ, у которого есть прошлое, часть тысячелетней традиции. Поначалу мысль о том, что у Геракла, римского императора, Христа как мессии-спасителя и Супермена есть нечто общее, кажется абсурдной, однако идеи, веками определявшие их образы, едва ли сильно разнятся. В конце концов, мифы, богов и героев выдумываем мы, люди, а мы не так уж сильно отличаемся друг от друга, как нам порой хотелось бы.

На протяжении тысячелетий подавляющее большинство людей не умели читать и писать. Историю изобретения алфавита и создания библиотек в Древнем мире превосходно рассказывает Ирене Вальехо в своей замечательной книге «Бесконечность в стебле тростника». Это непревзойденное повествование о том, как письменные тексты навсегда изменили мир, а папирусные свитки и пергаментные кодексы позволили словам претвориться из эфемерных сущностей устной традиции в материальные чернильные линии.

В эпоху создания портала аббатства в Конке очень мало кто из европейцев владел грамотой. Если во времена классической античности читать и писать умело относительно большое количество людей, то падение Западной Римской империи стало почти смертельным ударом для европейской культуры. Сотни библиотек сгорели, тысячи книг погибли. Научные труды Греции и Рима оказались практически полностью утрачены, и только в отдельных удаленных монастырях удалось сохранить немногочисленные тексты Аристотеля, Галена и Евклида. Веками никто не мог расшифровать черточки, точки и значки, с помощью которых человечество издавна рассказывало мифы и легенды. Но церкви было необходимо рассказывать собственные истории. И их стали представлять в образах. Из образов родился новый язык, понятный каждому, хотя сегодня многие из нас уже не способны разгадать его.

Религия все меньше присутствует в повседневной жизни людей во многих странах, и это, несомненно, хорошо. То, кому молится человек, должно оставаться личным делом каждого. Но у того факта, что общества становятся все более светскими и все дальше уходят от религии, есть и отрицательное последствие: новые поколения совершенно несведущи в христианской иконографии. Визуальный код, который люди на протяжении веков считывали мгновенно, сегодня забывается. Как преподаватель истории искусств я сталкиваюсь с этим постоянно, и чем дальше, тем яснее вижу: нынешние студенты почти не знакомы с религиозными сюжетами и способами их воплощения в изобразительной плоскости. Такой портал, как в Конке, для средневекового человека был открытой книгой. Каменной книгой, в которой он мог распознать каждый посыл и каждую фигуру, вырезанную и ярко раскрашенную художниками. А сегодня для большинства людей конкский тимпан – тайна за семью печатями. Нашим современникам очень трудно понять значение его персонажей и сюжетов. Мы утратили код: в те времена лишь немногие владели письмом, а в нашу эпоху лишь немногие способны прочесть образы.

Но несмотря на это, визуальный язык продолжает развиваться. Сто лет назад венгерский художник Ласло Мохой-Надь сказал, что неграмотным в будущем будет считаться не тот, кто не умеет читать и писать, а тот, кто не знаком с секретами фотографии. Его пророчество сбылось. Миллионы молодых людей общаются не столько текстами и словами, сколько фотографиями и видео. Смартфоны способствовали возникновению нового универсального наречия: маленьких личиков, посылаемых для передачи наших изменчивых состояний духа. Мы, люди, обожаем рассказывать истории не только посредством звуков и написанных слов, но и посредством образов. В следующий раз, когда мы окажемся перед романским порталом, например в Конке, пожалуй, будет к месту вспомнить, что у средневекового Пантократора, рисованного Супермена и желтого улыбающегося эмоджи больше общего, чем принято считать. Все они рассказывают нам историю. Каждый – часть визуального языка, призванного объяснить мир и происходящие с нами события. По сути, все они – автопортреты.

Пантеон Адриана (Рим)

От квадрата к кругу, отсюда к вечности, от земли к небу

Космос – это всё, что есть, всё, что было, и всё, что будет. Мы содрогаемся даже при мимолетном взгляде в космос: нервничаем до мурашек, теряем голос, чувствуем себя так, словно не можем уловить далекое воспоминание или падаем с большой высоты. Мы понимаем, что приближаемся к величайшей из тайн.

Карл Саган, американский астроном и писатель

Эти камни давали представление о масштабах Империи, о ее карте.

Мэри Бирд, британский антиковед

В полдень зной становился почти невыносимым. Красноватые холмы, казалось, вот-вот обернутся реками лавы, как это случилось недавно в окрестностях Везувия. В конце весны приходилось поторапливаться, чтобы огромные каменные глыбы попали на реку к началу разлива, сразу после появления Сириуса над горизонтом. Металлические инструменты без умолку стучали по граниту, задавали ритм всему вокруг. Сотни людей трудились в египетских каменоломнях Монс Клаудианус, выполняя личное поручение императора.

Несколько месяцев назад пришел приказ вытесать восемь цилиндров длиной в двенадцать метров и диаметром в полтора. По слухам, столбы предназначались для нового храма, строившегося в Риме. Но в этом далеком уголке империи, в ста милях от Нила и нескольких неделях пути до столицы мало кто задумывался, куда пойдут столбы, – всех заботил только успех работ.

Гранит – камень твердый. Иногда о него ломались инструменты, что приводило к непозволительным задержкам. Вытесанные из скалы блоки, которым для уменьшения веса придавали приблизительную форму на месте, нужно было доставить на реку. Путь до берегов разлившегося Нила занимал несколько изнуряющих, мучительных дней. Зато самое трудное оставалось позади. Или нет? При погрузке глыб не один человек упокоился в прибрежном иле. Путешествие вниз по течению к дельте давало отдых перед тем, как перегружать монолиты на торговые корабли, бороздившие Средиземное море. Летом плавание грозило смертоносными штормами, особенно у Сицилии, но если удавалось без потерь взять курс на север, половину дела можно было считать сделанной.

Из порта Остии глыбы сплавляли на речных судах, способных подниматься по Тибру, и спустя пару часов выгружали у мавзолея Августа[11]. Обтесывали до нужной формы и перетаскивали по земле к строившемуся храму, благо до него оставалось всего несколько сотен метров. И, само собой, из горизонтального положения приводили в вертикальное, каковое колонны не меняют уже девятнадцать