В тоскливом ужасе он смотрел на пустую миску, такую знакомую, такую родную синюю миску с выщербленным ободком, в которой больше совсем, совсем ничего – НИКОГО – не было.

Жить дальше

Малокот не мог даже плакать.

Вскоре пришла старушка. (Она, конечно же, пришла, но что бы ей стоило не задерживаться!..) Малокот еле утерпел, пока она, кряхтя, поставит миску на пол, и, почесав его ласково за ухом, уйдет, шаркая пластиковыми галошами.

– Ну вот, видишь, – сказала серая кошка. Она так и сидела рядом, подрагивая усами. – Вот и твое молоко. Кушай…

Малокот не стал ничего отвечать. Как можно было в двух словах объяснить, что это было вовсе не молоко?.. Ну, то есть, конечно, молоко, но…

Он легонько подышал на белую гладкую поверхность. Потом подул. Прикоснулся носом. Может быть, может быть на самом дне осталась хоть крошечная капелька?.. Может быть, его брата еще можно вернуть?..

– Молокотик, – позвал он шепотом, глотая слезы, – Молокот… миленький… ну проснись…

Он сидел перед миской долго-долго. Но молоко оставалось холодным, ровным и безучастным.

Отличным, вкусным молоком – пять процентов, не меньше.

Вот только есть Малокоту уже совсем не хотелось.

– Пей ты, – сухо сказал он кошке. – Я потом…

– Правда?.. – спросила она, заглядывая ему в глаза снизу вверх, и Малокот на секунду удивился: кажется, он был больше нее?.. – Правда, можно?..

Она начала торопливо объяснять, путаясь в словах и сама себя перебивая:

– Понимаешь, я бы никогда… я бы чужого никогда… Я просто… я потерялась… Я ушла с балкона… давно… Он такой пришел вниз и говорит: «Оооо, крошка, оу, какие у тебя шикарные глазки…» А сам такой… Красивый… Большой, белый, одно ухо рваное… Песни мне пел… ну, я спрыгнула к нему… и мы бегали, играли, и было так весело… А потом он куда-то ушел. Я бежала за ним, плакала, а он меня прогнал. Сказал, что коты инди… винди…

– Индивидуальные, – вздохнул Малокот. – Знаю. Наш Черный тоже так всегда говорит.

– Ну и вот… Я тогда хотела вернуться домой… а балкона… Балкона нет… Вернее… вон их сколько… я запуталась, который мой… Куда ни прыгну, ни постучу, люди сердятся, кричат…

– И ты теперь бездомная?

– Да, – всхлипнула кошка. – Все гонят… Неделю почти не ела. Я так кушать хотела!.. Ты прости, я же не для себя… у меня… у меня котята будут… Вот ваши Рыжий с Черным – мы на помойке познакомились – мне и сказали, иди, мол, вон за тот куст, там домик, там наши мелкие братаны ночуют, они накормят… Только они велели вас дождаться, а я… вот… не утерпела… А где же твой друг? Коты сказали, вас двое!

И тут Малокот не выдержал. Он сдавленно всхлипнул, и вдруг слезы сами полились из его глаз, как горячий водопад. Испуганная кошка лизала его, обнимала, и он уткнулся носом в ее свалявшийся серый мех и все ей рассказал, рыдая и рыдая, как малыш, от горя, которое невозможно было исправить.

Потом они долго молчали, обнявшись.

Кошка тихонько плакала и больше не пыталась оправдаться. Но Малокот и сам понимал, что кошка – не виновата. Она не могла знать, что в миске не простое молоко, а волшебный молочный котенок.

И он ее простил.

А потом ему пришлось жить дальше.

Добытчик

Кошка – ее звали Зайка – осталась в домике под лоджией. Куда же ей было идти, такой маленькой, беззащитной и совсем не уличной. Малокот позврослел за один день.

Старушка по-прежнему приносила по утрам свежего молока. Первое время у Малокота еще теплилась надежда на чудо, он все ждал – вот вздрогнет белое озерцо, вот высунутся из миски розовый нос и два треугольных уха – но чуда так и не произошло.

А молоко он отчего-то совсем разлюбил. Он уступал свою порцию Зайке, а сам бегал на рынок, клянчил квелые сосиски у покупателей мясного ряда, ел сам и подкармливал соседку.

Та все еще была очень худой, но животик у нее округлился и уже заметно выступал.

– Если у меня будет сынок, – говорила Зайка, – я назову его, как тебя.

– Да ладно, – смущенно краснел Малокот. – Что уж там…

Когда во дворе зацвели одуванчики, к ним прилетела Тетя Муха. Она долго причитала, узнав о том, как пропал Молокот, но тут и она ничем помочь не могла.

– Крепись, Малыш, – грустно прожужжала она. – Так уж устроен мир. Радость и горе всегда ходят рука об руку…

– Я креплюсь, – вздохнул Малокот и невесело усмехнулся. – Я ведь уже не котенок – вон, дядькой скоро буду.

– Да, – это дело нужное, – серьезно сказала Муха. – И решение ты принял правильное. Я тобой очень горжусь.

К середине мая Малокот стал настоящим мастером по добыче еды для себя и семьи. Торговки на рынке узнавали его и привечали, потому что он разогнал в округе всех крыс, так и норовящих испортить товар. Старшие коты, слишком гордые для того, чтоб попрошайничать, поглядывали на Малокота снисходительно: они-то предпочитали свободную охоту, но не мешали его нехитрому промыслу.

Сегодня Малокот наведался к рубщику говядины, надеясь поживиться мясными крошками, щедро усеивающими пол вокруг его колоды. Но тот управился с работой по холодку и уже поливал кафель водой из шланга.

Малокот вздохнул и принюхался. В воздухе чувствовался слабый запах жареной печенки и подгоревшего жира. Что это? Пирожки?.. Не бог весть что, но сойдет и пирожок.

И Малокот побежал к закусочной.

Так и есть: в чане, полном раскаленного масла, шипели и шкворчали пирожки с ливером. Перед киоском толпилась небольшая очередь.

Малокот сел поодаль и стал наблюдать.

Гражданин в кепке, лицо морщинистое, обветренное, глаза мутные… Нет… Этот не угостит. Мамаша с малышом в коляске. Тетенька, да разве ему можно рыночный пирожок!.. Отдайте лучше мне!.. Набрала целый пакет… Эх, ушла. Не оглянулась. Девушка в больших наушниках. Ну, эта вся в своей музыке, бесполезно. Старичок в тонких очках и голубой рубашке. Хммм… А вот это может быть… попробуем.

Малокот выскользнул из-за угла и небрежно перетек между ног старичка, задевая его хвостом. Тот вздрогнул:

– Что такое?..

И засмеялся:

– Ах ты, серый… Пирожка хочешь?

Малокот мурлыкнул и деликатно отвернулся, переступив лапками. Потом снова поднял глаза, поймал взгляд на старичка и мяукнул: мол – не откажусь.

– Ну погоди, погоди… Так уж и быть…

Он рассчитался с продавцом, разломил один пирожок и, дуя на обжигающее пальцы тесто, поманил Малокота в сторону:

– Кис-кис…

Старичок поставил на землю промасленную