картонную тарелочку и аккуратно вытряхнул на нее начинку, над которой еще слегка курился густой парок.

– Погоди, не хватай… Дай чуть остынет…

Малокот и сам не стал был соваться усами в горячее. Он от души поблагодарил старичка, потерся еще раз всем телом об его штанины и боднул головой, продолжая громко мурлыкать. Потом присел возле тарелки и принялся неторопливо есть, подбирая языком с картона рассыпчатые крошки ливера.

– Зачем же вы кота пирогом кормите? – вдруг послышался рядом с ними звонкий мальчишеский голос. – Там же соль. Перец. Ему вредно!

– Ах ты, какой умный, – беззлобно проворчал старичок. – Вот сам бы и покормил!..

– А я и так… Вот. Я корма купил. Давайте ему дадим…

Голос показался Малокоту смутно знакомым, но он тут же об этом забыл, потому что прямо перед его носом оказалась изрядная порция упоительно пахнущего мясного желе. Урча от наслаждения, он съел все до крошки и вылизал картонку досуха, и еще потыкался носом – не осталось ли где капель?..

– Вот видите, как ему нравится! – весело заметил мальчишка.

И тут Малокот все-таки прислушался.

Он навострил уши и сел столбиком, настороженно дергая хвостом. Малокот смотрел на мальчика, а мальчик смотрел на него, и оба молчали, пытаясь вспомнить что-то очень-очень важное… Мальчик понял первым.

– Тииииша!.. – закричал он так громко, что торговка рыбой в своем киоске уронила на пол скользкого живого леща. – Тиишечкаа!.. Мама! Тут Тиша!..

Он кинулся к Малокоту и хотел схватить его на руки, но тот уже не был безответным крохой, которого можно запросто спрятать под курткой.

Малокот вывернулся, ударил в прыжке задними лапами воздух и побежал.

Он мчался вдоль лотков, мимо забора, все время слыша за спиной топот Сережиных ног. Он мчался бешеными дикими скачками сквозь чужие дворы, а в голове его так же бешено и дико скакали мысли.

Сережа… Это Сережа! Как он вырос за зиму… Просто не узнать. Сережа захочет, чтоб Малокот снова жил у него… Зачем же я тогда убегаю? Мне же там будет хорошо! Сережа меня любит… И мама его добрая… Вернуться?.. Да, но… Но как же Зайка?.. Она же пропадет! Она же пропадет без меня!..

И Малокот несся дальше. Словно серая молния влетел он в лаз под балконом и притаился в самой глубине, не дыша, закрывая собой съежившуюся от страха Зайку.

Но было поздно. Снаружи послышался треск веток и торопливое запыхавшееся дыхание.

– Мам, мам! Сюда! Тут лаз!..

– Сережа, он, наверное, прыгнул в подвал! Надо колбаски, выманить… Тиша, Тиш-Тиш…

– Не, не, я видел, он вон туда залез, вон туда, под балкон… Видишь… Тут фанерка… Я расшатаю…

Под балкон хлынули солнечные лучи, и через секунду Сережа таки сгреб в охапку шипящего от возмущения Малокота.

– Сынок, а может, это все-таки не он? Смотри, как вырывается…

– Он, он! Я это пятнышко на лбу никогда не спутаю! Смотри, вот и на хвосте его метка!..

– Сереж! Да там же еще кто-то есть… Ну-ка, ну-ка, иди сюда… Ох ты ж господи ты боже мой!.. Да тут целое семейство…

– Маааам…

– Я без Зайки не пойду! – завопил Малокот дурным голосом, и на этот раз Сережа и его мама обошлись без перевода.

– Ну мааам…

– Милый… Тишу мы, конечно, возьмем обратно, это само собой… Но еще одна кошка… Да плюс вон… явно котята будут…

– Ну маааам…

– Ну хорошо. Поставим ей пока в коридоре коробку. А когда пристроим котят, отправим к бабушке, в Тарасовку! Идет?

– Идет! – Сережа крепко прижал к себе Малокота и расцеловал его прямо в жесткие в усы. – Тишенька мой, маленький мой, как же я по тебе соскучился!

Самый лучший котенок на свете

Все устроилось так, как и предложила Сережина мама. Малокот, которого опять выкупали и высушили, жил в квартире и снова спал у Сережи в ногах. На всякий случай он в первый же вечер старательно изодрал в клочья когтеточку, чтоб показать – он взрослый, понимающий и дисциплинированный кот, который обойдется без маникюра. Сережа был просто счастлив. Он украдкой совал своему любимцу лакомства, гладил его, чесал, и если устраивался на диване с книжкой или планшетом – то непременно в обнимку с котом.

Зайке – ее теперь называли Маней-Маманей – поставили мягкую лежанку и туалет в закрытом от сквозняков тамбуре перед двумя квартирами. Строгая соседка Анна Александровна с сомнением поглядывала на нее, поджимая губы, но, узнав, что через пару месяцев бездомная кошка уедет в деревню, повеселела и тоже стала ее подкармливать и гладить.

Поболтать Зайке с Малокотом теперь удавалось редко – иногда Сережа выпускал его, как он говорил, «пообщаться», но это случалось не каждый день. Когда никого не было дома, друзья перекрикивались через дверь, заставляя соседку морщиться и прибавлять громкость на телевизоре.

Впрочем, скоро Зайке стало не до разговоров – в ночь на понедельник у нее родился один-единственный котенок. И теперь все ее внимание до последней капли доставалось сыночку. Малокот малыша еще не видел, но успел услышать про него столько восхищений и восторгов, что даже немного позавидовал. По словам Зайки, это был самый лучший котенок на свете, самый умный, самый красивый и самый послушный. Но посмотреть на сына она пока не разрешала: вот откроются глазки, тогда можно.

Целую вечность Малокот томился и страдал от любопытства. Он дежурил под дверью с утра до ночи, и лишь только понимал по шорохам и скрипам, что Зайка вылезла из своей берложки, как утыкался носом в щель и шептал:

– Ну что? Как там? Открылись уже?

– Нет! Еще нет. Потерпи. Уже скоро.

Сережа и его родные посмеивались – они-то думали, что Малокот и есть отец котенка.

– Потерпи, папашка – говорил Сережа и трепал Малокота за ухом. – Скоро увидишь своего наследника!..

И вот наконец час настал.

Входная дверь распахнулась, и Малокота выпустили в тамбур.

С бьющимся от волнения сердцем он подошел к коробке и несмело заглянул внутрь.

Сначала он ничего не понял – на дне лежал мохнатый белый клубок, от которого пахло молоком и любовью.

Но вот белый клубок завозился и сел, котенок поднял голову и, жмурясь от яркого света, посмотрел на Малокота, топорща милые треугольные ушки. И вдруг он вскочил на лапы, отрывисто мявкнул и его большие ярко-голубые глаза стали округляться сильнее и сильнее.

А у Малокота пересохло во рту.

– Я назвала его Малокот! – гордо сказала Зайка где-то далеко-далеко. – Тебе это имя больше не нужно, а ему – в самый