– Здравствуйте, – покосилась на меня и добавила: –Это Женя, которой вы дом завещали.

– Говори громче, – посоветовала я. – Онаплохо слышит.

– Анфиса, – сказала Женька укоризненно. –Иногда ты бываешь совершенно бесчувственной. Я понятия не имею, как вести себяна кладбище, особенно с незнакомыми людьми.

– Ладно, не злись, – вздохнула я и вдруг брякнула:– Я – Анфиса, Женькина подруга.

– Ты издеваешься, что ли? – рыкнула Женька, а яотмахнулась:

– Сосредоточься на тете.

– Я пытаюсь.

Чтобы не мешать Женьке, я отошла к соседней могиле, где накресте была табличка «Антонов Лев Кузьмич».

– Это ее брат, – сказала Женька, приблизившись комне. – А это, надо полагать, их мама, двоюродная сестра моего деда, и ихотец.

Я перевела взгляд на табличку. «Антонова КапитолинаВасильевна». «Антонов Кузьма Григорьевич».

– А это, соответственно, бабушка Патрикеевой, –поясняла Женька, подходя к следующей могиле. «Добролюбова Прасковья Тихоновна».Женька постояла возле могилы с сосредоточенным видом и начала томиться.Признаться, и я толком не знала, как следует вести себя на кладбище, оттоготоже стала переминаться с ноги на ногу. Внимание мое привлекли две могилы, чтонаходились в соседней ограде, рядом с часовенкой.

– «Добролюбова Евдокия Васильевна», «ДобролюбоваЕкатерина Васильевна», – прочитала я. – Интересно, это тоже твоиродственницы? – повернулась я к Женьке.

– Тогда почему они лежат там, а не здесь? Может,однофамилицы?

– Отчество такое же, как у матери Патрикеевой, иродились они всего на несколько лет позднее, так что они могут быть сестрами.

Женька пожала плечами.

– Ну, что, пойдем? – спросила она неуверенно.

Я кивнула, направилась к калитке и тут обратила внимание вотна что: на последнем кресте было две таблички. На той, что сверху, значилось«Добролюбова Екатерина Васильевна», на той, что снизу, керамическая вставкатреснула и наполовину раскололась. Когда красили крест в последний раз,прошлись кисточкой и по этой вставке, но в одном месте краска отслоилась, и подней виднелась буква «Ф», видно, первая буква фамилии.

– В этой могиле похоронен еще кто-то, – сказала я.Женька посмотрела на меня с сомнением.

– Как такое может быть?

Я пожала плечами.

– Тогда что, по-твоему, было на этой табличке?

– Ну… какая-нибудь надпись, типа «мы тебя помним».

– Вряд ли. Букву «Ф» видишь?

– Вижу, – кивнула Женька.

– Что за надпись начинается с буквы «Ф»?

– А что за фамилия? – съязвила Женька.

– Тебе лучше знать своих родственников. Кладбищестарое, пришлось потесниться, и в целях экономии один крест теперь стоит надвух захоронениях.

– Гениально. Чего ж тогда табличку замазали?

– Может, это какой-то дальний родственник? Когдатабличка пришла в негодность, восстанавливать ее сочли излишним.

– Любишь ты фантазировать, – недовольно буркнулаЖенька.

Той же тропинкой мы вернулись к машине. Женщина, чтоторговала цветами, успела уйти, теперь о ее недавнем присутствии напоминалитолько три пустые коробки, стоявшие друг на друге.

– Надо заехать за продуктами, – сказала я. –Неизвестно, есть ли магазин в этой Верхней Сурье.

Женька согласно кивнула, и мы поехали искать магазин. Оноказался за ближайшим поворотом, и выбор продуктов приятно нас удивил. Побросавпакеты в багажник, мы принялись разглядывать карту.

– Давай прямо и направо, – скомандовала Женька.

Вскоре мы выехали из города, асфальтовая дорога узкая, вся врытвинах, привела нас в деревню Навыхино, за ней асфальт кончился. Теперьдорога была песчаной, но хорошо накатанной. Вопреки Женькиным опасениям, ещепятнадцать километров мы проехали без особых неудобств и обнаружили указатель«Верхняя Сурья, 6 км». Свернули, достигли перелеска, а миновав его,увидели церковь на пригорке.

Очень скоро появились первые дома, добротные, двухэтажные,возле ближайшего из них стояла иномарка с московскими номерами.

– По-моему, все выглядит вполне прилично, –заметила я.

Широкая улица казалась бесконечной. Женька поглядывала наномера домов, мы как раз проезжали мимо сорок девятого, а Женькин был подномером один. Крутой поворот, здесь здания выглядели совсем иначе. Обрываласьулица на холме возле реки, где стояла церковь. Сообразив, что дальше дорогинет, я притормозила и взглянула на Женьку. Седьмой дом мы проехали, и он былпоследним, а вот еще три дома куда-то запропастились.

– Сдавай назад, – буркнула Женька.

Где нужный нам дом, оставалось лишь гадать. Впрочем, гадатьпришлось недолго, на крыльце девятого дома появилась женщина в полосатом халатеи белой косынке, я открыла окно и обратилась к ней:

– Простите, где здесь первый дом?

Женщина приблизилась, глядя на нас с интересом, я решилавыйти из машины, Женька подумала и тоже вышла.

– Первый? – хрипло переспросила женщина. На вид ейбыло лет семьдесят, лицо с крупными чертами успело загореть под солнцем. –У восьмого дома сворачивайте в прогон, – начала объяснять она, указываярукой направление. – Вдоль реки идет дорога, по ней и поезжайте. Он наотшибе стоит, отсюда его не увидишь.

– Спасибо, – кивнула я.

Женщина продолжала стоять, разглядывая меня с такиминтересом, что я решила: она меня узнала, но не тут-то было.

– Вы что ж, новая хозяйка? – спросила она и вдругулыбнулась, словно это предположение показалось ей забавным.

– Подруга, – я кивнула на Женьку. – Вот,решили взглянуть на наследство.

– Взглянуть – это хорошо, – вновь улыбнуласьженщина. – И что, ночевать там думаете? Или посмотрите да назад в город?

– Собираемся остаться на пару дней.

– В доме? – уточнила она.

– Конечно, в доме, – ответила я настороженно,заподозрив подвох.

– Ну-ну… – женщина пожала плечами иотвернулась. – Если что, так я комнату могу сдать. Хорошая комната.Прошлым летом у меня москвичи жили…