– Мы про ставни забыли, – озарило меня. –Конечно, вылезли в окно, а потом заперли ставни со стороны улицы.

– Как заперли?

– На замок, наверное.

Мы вернулись на веранду и оттуда вышли в сад.

– Далась нам эта комната, – ворчала я.

– Ага, – хмыкнула Женька. – Еще бы понять, скакой стати покойная тетушка лазила в окно.

Мы свернули за угол дома, где начинались крапивные заросли.Сюда выходили два окна, одно на первом этаже, другое – на втором. То, что напервом, было не только закрыто ставнями, но и заколочено. Доски, успевшиепотемнеть, были плотно подогнаны друг к другу.

– И чем тетушке не полюбилась эта комната? –почесав нос, вопросила Женька, хмуро разглядывая окно, которое теперь таковымназвать было никак нельзя. Усмотрев в лице подруги некую маету, я настоятельнопосоветовала себе найти разумное объяснение феномену и принялась вдохновеннофантазировать.

– Окно на первом этаже и расположено неудобно, то есть,я хотела сказать, очень удобно для воров. Эта часть сада совершенно запущенная,рядом забор, а перелезть через него проще простого. Тетка жила одна в огромномдоме, естественно, боялась грабителей, вот окно и заколотили.

Женька кивнула, судя по всему, мое объяснение ееудовлетворило.

– Ладно, идем отсюда. – Она повернулась, угодила вкрапиву и в досаде чертыхнулась. – Знаешь, Анфиса, жизнь на природе некажется мне особенно привлекательной.

– Завтра сходим на речку, позагораем, прогуляемся полесу… А какой прекрасный вид открывается из окна…

– Жаль, что за вид много не платят, когда дом дряньдрянью.

– Не преувеличивай. Нормальный дом. Конечно, требуетремонта, но в целом…

Я-то думала, мы поднимемся на второй этаж, чтобы продолжитьосмотр, но Женька направилась к двери, той, что была заперта, и сталаразглядывать ее с таким усердием, словно надеялась обнаружить за ней картусокровищ. Я вздохнула, но решила, что лучше подождать, когда ей надоестзаниматься ерундой.

– А дверь-то заколотили, – присвистнув, заявилаона и посмотрела на меня с особым выражением, что намекало на грядущиеиспытания.

– Заколотили? – переспросила я, приближаясь.

– Видишь гвозди? Вот здесь, и здесь, и здесь… –Женька водила рукой, указывая мне на шляпки гвоздей, я насчитала восемьштук. – С гвоздями у тетки, по крайней мере, проблем не было, она их нежалела, – вздохнула подруга, а я поспешно сказала:

– Это только подтверждает мои слова, что она бояласьворов и для верности заколотила не только окно, но и дверь.

– Ага, – вяло согласилась Женька.

По скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж, его видвогнал подругу в депрессию: длинный коридор, по обе стороны которого шликомнаты. За ближайшей дверью оказалась кладовка, как и та, что внизу, забитаяразным хламом. Две комнаты были совершенно пусты, если не считать кровати сметаллической сеткой, одиноко стоявшей возле окна в первой комнате. Дальшеследовали две спальни, на полу половики в полоску, кровати застеленыпокрывалами, но вид и у той, и у другой был совершенно нежилой. Не удивлюсь,если тетушка месяцами сюда не заглядывала. Мы распахнули ставни и оставили окнаоткрытыми, чтобы проветрить помещение. Впереди была последняя дверь, я толкнулаее, быстро прошла к окну, открыла обе створки и только потом огляделась. Этооказался кабинет. Причем, вне всякого сомнения, хозяином его был мужчина.

– У твоей тетки, кажется, был брат? – спросила яЖеньку.

– Был. Ты же видела его могилу. Вот здесь он, выходит,и жил.

Возле окна стоял письменный стол с зеленым сукном, рядомкресло с резной спинкой. На столе, точно музейные экспонаты, были расставленыписьменный прибор, пресс-папье из бронзы, колокольчик и две фигурки собак,кажется, из серебра. Ящики стола были заперты, но ключи лежали тут же. Кожаныйдиван с полками, на которых стояли фигурки животных, и шкафы с книгами. Беглопросмотрев корешки, я убедилась, что большинство книг издано еще до революции.

– Да здесь целое состояние, – сказала я, желая придатьЖеньке оптимизма. Она тут же материализовалась рядом.

– Где?

– Книги видишь? – некоторое поглупение подругибыло вполне извинительно.

– Что, есть редкие издания? – воодушевилась она.

– Надо будет хорошенько все осмотреть. Возможно,найдется что-нибудь по-настоящему ценное. Но даже то, что я сейчас вижу…

– Слушай, может, покупатели клюнули на дом как разиз-за этих книг? – высказала предположение Женька.

– Довольно наивно ожидать, что ты продашь библиотекувместе с домом.

– Почему же наивно? Допустим, я дурочка, котораясчитает старые книги просто ненужным хламом?

– Знаешь, дорогая, сейчас даже бабулькам в глухихдеревнях прекрасно известно значение слова «антиквариат». Все старое стоитденег. Можешь мне поверить, тебе даже сломанную прялку за здорово живешь неотдадут.

– Да, прогресс достиг самых отдаленных уголков, –кивнула Женька, вроде бы опечаленная данным обстоятельством. – А тамчто? – указала она на дверь рядом с книжным шкафом. – У меня от этихдверей уже в глазах рябит.

– Думаю, там спальня, – пожала я плечами.

Комната оказалась узкой, как пенал, и без окна. Возле стеныстояла кровать, застеленная одеялом, над кроватью свисала лампочка на длинномшнуре. Вдоль противоположной стены шли стеллажи, буквально заваленные книгами ипапками с какими-то бумагами.

– Чем твой дядя занимался? – спросила я Женьку.

– Господи, откуда же мне знать?

– А надо бы. Вдруг он какой-нибудь изобретатель,сконструировал вечный двигатель, над ним все смеялись, а теперь…

– Смеяться перестали, – подсказала Женькаехидно. – И решили изобретение себе присвоить. Вот за что я люблю тебя,Анфиса, так это за способность сочинить детектив на ровном месте.

– Кто бы говорил, – хмыкнула я. – Ладно, сбумагами позже разберемся. Ну, что? Вроде бы все осмотрели…

– Как все? Ты что, не видишь очередную дверь?

В самом деле, странно, что я ее не заметила. Наверное,потому, что украшала ее картина в рамке. На картине изображена обнаженнаятолстуха на леопардовой шкуре. Дверь находилась прямо напротив изголовьякровати и, должно быть, скрашивала одинокие ночи дядюшки.