– Выходит, она и есть секретарь Лаврушина, –молвила Женька. – Лаврушин – художник, который, по ее словам,интересовался домом. – Замечание это повергло молодую пару в раздумье.Меня, кстати, тоже. Сплошные несуразности, причем глупые и оттого обидные.Вслед за сомнением пришло раздражение: какое нам, собственно, дело до всех этихлюдей? Продать дом, и… и все-таки должна быть причина их странному поведению. Апродать дом мы всегда успеем. Главное, не продешевить. Женька, можно сказать,всю жизнь ждала наследства, и теперь в знак признательности тете мы простообязаны продать дом как можно дороже. – У меня вот еще какойвопрос, – сказала подруга. – Вам случайно не знаком Епифанов ВикторНиколаевич?

Этот вопрос я и сама собиралась задать, но Женька меняопередила, чем вызвала легкое недовольство у меня и недоумение на лицах нашихгостеприимных хозяев. Недоумение сменилось беспокойством. Задорнов нахмурился,кашлянул и с преувеличенным вниманием стал разглядывать стол. Арина тряхнулаголовой со светлыми кудряшками и с неохотой ответила:

– Так это ж Витя-псих.

Теперь мы с Женькой переглянулись.

– В самом деле псих? – подала голос подруга.

– Еще какой. Его весь город боится, он тут такиеколенца откалывает, и все помалкивают, а менты делают вид, что ничегошеньки незнают. – Арина махнула рукой. – Вы бы, Евгения Петровна, написалистатью о том, что у нас здесь творится, может, тогда наконец в городе порядокнаведут.

– А кто он вообще такой, этот Витя? – спросилаЖенька. Для меня ответ был очевиден, так и оказалось.

– Бандит. Самый что ни на есть настоящий. Обложил всехданью, а сам живет припеваючи.

– Женат? – влезла я.

– Кто ж за него пойдет? Он же псих. Жила с ним одна, нокуда-то пропала. То по городу гоняла на своем «мерсе», то вдруг нет ее, а«мерс» Витя Гаврилову продал, у того несколько магазинов в городе, продуктовых.Одни говорили, девица сбежала, другие, что он ее убил.

«И этот псих, судя по всему, с какой-то стати заинтересовалсяЖенькиным наследством», – подумала я с тоской. Арина и Задорнов продолжалисмотреть с беспокойством, словно гадали, чего от нас еще можно ожидать. Ярешила, что нам пора прощаться, едва заметно кивнула Женьке, она намек поняла,поднялась и сказала:

– Спасибо вам большое, мы, пожалуй, поедем. Посмотримна наследство, прежде чем его продавать.

– Да, да, – закивал Задорнов. – По-моему,разумнее не торопиться, взвесить, так сказать…

Он пошел нас провожать, забыв про ключ от тетушкиного дома,мы о нем вспомнили тоже в последний момент. Задорнов хлопнул себя по лбуладонью и бросился в свой кабинет, откуда вернулся с плотным конвертом в руке.В конверте были четыре ключа, соединенные колечком.

– Здесь два комплекта, – пояснил Задорнов. –Вот эти от замка парадной двери, а эти от двери на веранде. В доме послепохорон ничего не трогали. Умерла Дарья Кузьминична в районной больнице,которая находится здесь неподалеку, и похоронили ее на местном кладбище, какона завещала. Деньги на похороны она оставила соседке, та занималась всем…впрочем, я все это уже говорил. Что ж, желаю вам счастливого пути, –улыбнулся Задорнов. – Надеюсь, еще увидимся.

Пока мы разговаривали, стоя у машины, Арина успела сбегать вкнижный магазин, который был тут же на площади, и вернулась с моим последнимдетективом. Я подписала книгу, и мы наконец простились.

– Вот ведь свинство, – заявила Женька, как толькомы тронулись с места. – Ни коня, ни воза, а уже какой-то бандитнарисовался.

– Может быть, стоит Ромке позвонить? – нахмуриласья, бандитов я в принципе не жаловала, а в досягаемой близости тем более.

– Подождем покуда, – вздохнула подруга. –Этот Виктор хоть и псих, но ведет себя вполне прилично. Даже не показывается. Ядумаю, он свою подружку к нам подослал, будучи уверен в том, что, если самнарисуется, нам сразу же донесут, кто он такой, и мы с перепугу дела с нимиметь не захотим. Вот парень тень на плетень и наводит. Оттого все этишпионские страсти с телефоном и чужой фамилией. Мне как-то спокойнее стало.Всегда легче, когда знаешь, что происходит. Ты чего молчишь? – удивиласьЖенька. Я пыталась разделить ее оптимизм, но выходило не очень.

– Прикидываю, зачем местным бандитам дом в деревнепонадобился.

– Ну… на охоту ездить, и вообще… отдыхать.

– Ты по сторонам посмотри, это же и есть деревня, и доВерхней Сурьи отсюда тридцать километров, даже по плохой дороге за час доедешь.

– Ну, тогда не знаю.

– Разберемся, – сурово сказала я. – Посмотрина карту, в какой стороне находится твоя Сурья?

– Подожди, – ответила Женька. – Поезжайпрямо. Там впереди, за монастырем, кладбище. Надо тетку навестить. Хоть я еезнать не знала, но наследство обязывает.

Из-за поворота показалось кладбище. Старое, обнесенноестеной из красного кирпича, металлические ворота на замке, но калитка рядомприоткрыта. Возле нее сидела женщина на складном стульчике и торговалаискусственными цветами. Не успели мы выйти из машины, как она громко сказала:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – отозвались мы, приближаясь.Женька купила шесть хризантем. Разговорчивая женщина поинтересовалась, откудамы приехали, а узнав, к кому, вызвалась показать могилу. Женька здесь уже былав прошлый приезд и в провожатых не нуждалась, а вот я проявила интерес:

– Вы были знакомы с Дарьей Кузьминичной?

– Нет. Просто за последний год здесь только однаждыхоронили. Кладбище закрыли лет пятнадцать назад, теперь за городом хоронят, атут, если только родня есть, ну и место, конечно.

Мы прошли через калитку и отправились по тропинке, петлявшеймежду оградами. Женька шла впереди, я за ней, разговаривать так было неудобно,да и обстановка располагала к молчанию.

Женька в очередной раз свернула, впереди показаласьчасовенка, которую недавно побелили. Не доходя до нее пару метров, подругаостановилась и оперлась рукой на ограду. Я подошла и встала рядом. Ограда былабольшой, добротной, выкрашена синей краской с набалдашниками на столбах подсеребро. Внутри пять могил, обложенные кирпичом, с металлическими крестами визголовье, и свежий холмик с двумя венками и деревянной табличкой. «ПатрикееваДарья Кузьминична», – прочитала я, далее следовала дата смерти. Женькаоткрыла калитку, прошла к могиле, пристроила цветы, выпрямилась и, переминаясьс ноги на ногу, тихо произнесла: