Нюра Беляшова, появившись к тому времени у конторы, видела,как на мокром крыльце, несогласованно болтая ногами и руками, неожиданно возникЧмыхалов. Длинное его лицо было озарено разнообразными переживаниями. Нюра неуспела удивиться и понять, в чем дело, когда Чмыхалов, взмахнув руками, какптица, оторвался от крыльца и полетел. Полы плаща раскинулись, а капюшонвздулся, как парашют. Полет был недолгим. Перелетев через все ступени, Чмыхаловкоснулся земли, подпрыгнул и побежал, однако нижняя его часть не смогла догнатьверхнюю, и он рухнул в грязь, вытянув вперед руки, словно ловил курицу.

Поднимался он медленно. Его руки, живот, колени и даже однащека были в грязи. Размазав по щеке грязь кулаком с зажатой в нем плеткой,Чмыхалов подошел к покорно ожидавшей его лошади, отвязал ее и прыгающей ногойдолго не мог попасть в стремя. Наконец это ему удалось, он взгромоздился вскользкое седло, повернул к Голубеву грязное и жалкое лицо и сказал чуть неплача:

– Ничего, я тебе еще покажу! – Отъехал на несколько шагов,обернулся и крикнул смелее, хотя и визгливо: – Покажу! Покажу-у! – и угрожающеподнял руку с плеткой. Лошадь с перепугу рванула. Чмыхалов повалился на спину изадрал ноги, но резким движением вернулся в нормальное положение и быстро сталудаляться. Председатель проводил его задумчивым взглядом и перевел глаза наНюру.

– Ты ко мне?

– С почтой, – сказала Нюра.

– Заходи.

В кабинете председателя она выложила на его стол газеты,журнал «Крестьянка», «Блокнот агитатора», четыре письма, три открытки и одинтолстый пакет. Голубев схватил «Правду» и стал читать сводку Совинформбюро оположении на фронте, а когда поднял глаза, Нюра все еще стояла перед ним,переминаясь с ноги на ногу. В одной руке она держала сумку, другую с какой-тобумагой протягивала Голубеву.

– Что это? – посмотрел на бумагу Голубев.

– Тимофеич, подпиши, а?

Счетовод Волков сидел в соседней комнате и одной рукойкрутил цигарку, помогая себе плечом и подбородком. Из председательскогокабинета доносился какой-то шум. Волков послюнил газетку и замер,прислушиваясь. Сначала он услышал голос председателя: «Ну ты даешь!», потомчто-то сказала Нюра, потом опять председатель: «Не могу, и не проси, никак немогу. Да ты что, в тюрьму меня посадить хочешь?»

Отложив недокрученную цигарку, Волков заглянул кпредседателю. Он увидел заплаканное лицо Нюры, смущенное лицо Голубева иуслышал его голос:

– Ты пойми, Нюра, я бы рад, но как же я могу? Я жепредседатель, я не могу подписывать такие бумаги.

Нюра всхлипнула, утираясь концами полушалка.

Председатель увидел Волкова и поманил пальцем:

– Поди сюда. Ты посмотри, что она дает мне на подпись.

Волков подошел к председателю, взял протянутую ему бумагу имедленно, вдумываясь в содержание, прочел:

СПРАВКА

Дана настоящая Беляшовой А.А. в том, что она действительножила с военным служащим Чонкиным Иваном.

– Это ты сама писала?

– Сама. – Нюра с надеждой глядела на Волкова.

– Это тебе в сельсовет надо идтить с этой справкой. А мыколхоз, мы таких справок не выдаем.

– Да и в сельсовете не подпишут, – сказал Голубев.

– Пожалуй, не подпишут, – подтвердил Волков, положив справкуна стол.

– Ну как же не подпишут? – сказала Нюра. – Я ж нечего-нибудь… я ж с ним по правде жила.

– По правде, по правде, никто ж не спорит, – сказалпредседатель. – Но справку тебе никто не даст. А ты вот что, – Голубев поднялсяи вышел из-за стола, – ты иди прямо в райком, к Ревкину прямо. И как в кабинетвойдешь, так сумку на пол кидай и сама на пол кидайся, глаза вытараскивай икричи… – Голубев в самом деле вытаращил глаза, побагровел и вдруг, изображая,как должна вести себя Нюра, завизжал: – «Я беременная!»

– Ой, батюшки! – Нюра со страху даже присела. – Спужал-токак!

– Спужал? То-то! – Председатель подмигнул Волкову, которыйсмотрел на все без интереса и без живости в глазах. – Он тоже спужается. Нагорло его бери. Кричи: «Беременная! Отдай мне моего Ивана!» – кричи.

– Думаешь, поможет? – заинтересовалась Нюра.

Голубев подумал, посмотрел на Волкова.

– Пожалуй, что не поможет, – признал он нехотя.

– Для чего ж кричать?

– Ну так. Душу отведешь.

Нюра взяла бумагу, сказала: «Ну ладно, тогда до свидания».Пошла к выходу, взялась уже за ручку двери, остановилась.

– Тимофеич, – сказала она, смущаясь. – А ведь я и вправдутого…

– Чего того? – не понял Иван Тимофеевич.

– Чижолая я, – сказала она, заливаясь краской.

Двое или трое суток, с перерывом на ночь, просидела Нюра наскамейке перед приемной секретаря райкома Ревкина, который то выезжал по вызовукакого-то начальства, то сам вызывал к себе кого-то, то проводил какие-токонференции, то готовился к бюро райкома. И хотя на дверях его была помещенатабличка с указанием дней и часов приема, ожидание Ревкина было похоже на ездув поезде, который идет без расписания, неизвестно, в каком направлении, инеизвестно, дойдет ли когда до конечного пункта.

Райком жил напряженной будничной жизнью, по коридорчикуделовито сновали, разнося бумаги на подпись, секретарши в белых блузках и важноскрипели хромовыми сапогами местные начальники в полувоенных, а то и целиком ввоенных костюмах. Иногда появлялся и сам Ревкин, и тогда сидящие на скамеечкевскидывали головы и смотрели на него, как на высшее существо, не решаясьприблизиться. А если кто и решался, то тут же из ничего возникала секретарша,пожилая тетя в очках, и, применяя физическую силу, кричала:

– Гражданин! Гражданин! Вы же видите, что товарищ Ревкиночень занят. Как только у него будет свободное время, он всех примет.

Пока она это говорила, пока она отпихивала растерянногогражданина, товарищ Ревкин успевал скрыться за дверью, а уж туда пробиться кнему не было никакой возможности.