Каттай посмотрел на вереницу невольников, угрюмо и молчаодолевавших подъём.

– Каждый из них либо грабил, либо убивал, либообманывал, – заметил Харгелл. – Их сюда привели их собственные дела.Пусть отрабатывают то, что отняли у добрых людей!

«И Щенок с Волчонком? – невольно испугалсяКаттай. – Они тоже у кого-то срезали кошелёк?..»

На сей раз Харгелл превратно истолковал его взгляд.

– Вот кому незачем бояться кнута, так это тебе. Ты ещётам, чего доброго, даже и в господа выйдешь…

В другое время Каттай непременно набрался бы храбрости ирасспросил его, почему это господин велел дать ему хлеба с маслом и что заудивительная судьба ожидала его в Самоцветных горах. А уж от слов «даже и вгоспода выйдешь» у него просто захватило бы дух: то есть как??? Мне скажут, чтоя ДОСТОИН, мне дадут свободу и назовут ГОСПОДИНОМ???

Но не теперь! С самого утра Каттая преследовало острое, какголовная боль, ощущение некоей неправильности и зловещего напряжения повсюдувокруг. Почти так было однажды, когда у него на ноге случился нарыв:воспалённая шишка зрела и зрела, чтобы наконец прорваться и вытечь. Вот исегодня весь день в нём росло зудящее беспокойство. Откуда-то шёл глухой гул:так стонали бы прочные дубовые балки, не в силах выдержать навалившийся груз.Гул этот оставался неразличимым для обыкновенного уха, лишь Каттай слышал его…да ещё кони, беспокойно прядавшие ушами. Когда наконец мальчик понял, в чёмдело, он отчаянно схватил надсмотрщика за руку и закричал:

– Дядя Харгелл, здесь опасно!.. Дядя Харгелл!..

Он даже не думал, поверит ли ему свирепый нарлак. Но тотповерил. Сразу и без лишнего слова. Он был слишком опытен. Такие, если видят,что смирный домашний пёс вдруг схватил из колыбели младенца и бежит с ним наулицу, – мысленно благодарят за предупреждение и тотчас бросаются следом.А не ищут дубину, чтобы прибить взбесившегося кобеля.

– Ингомер!.. – заорал Харгелл во всю силулёгких. – Гони!..

Сам же кинулся к невольникам, ругаясь в девяносто девятьпетель и ревя что было мочи:

– Бегом, вонючие отродья водяной крысы! Бегом!..

Говорят, никто на свете не умеет материться так, какнадсмотрщики. Наверное, это правда. Они имеют дело со всеми народами света ипрекрасно знают, что самое оскорбительное для арранта, а что – для жителяшо-ситайнских болот. Поэтому до них далеко и проигравшим битву наёмникам, исаккаремским купцам, обнаружившим, что их надули, и даже чёрным головорезам скораблей, охраняющих морские границы империй Мономатаны.

Но в эти мгновения Харгелл утратил всю своюизобретательность. Должно быть, оттого рабы не стали переругиваться с ним испорить и тяжело затрусили вперёд, подхватив цепь. А Ингомеру даже не пришлосьпускать в ход бич. Услышав «Гони!», он для начала лишь привстал и чмокнул губами– и кони обрадованно зарысили, а потом поднялись в галоп. Цепь натянулась изаскрипела. Кони налегали, люди, ругаясь, прибавляли шагу.

Крутой склон над дорогой усеивали большие угловатые валуны.Иные с полновесный арбуз, иные – с сарай. Они лежали так, словно в древностинекий великан небрежно, словно плохой пахарь, разбрасывал их горстями – гдегусто, где пусто. Там и сям виднелись глубокие борозды: после дождей и особеннопо весне валуны скатывались, наваливаясь и напирая один на другой…

…Нынче была уже далеко не весна, и дождь последний раз шёлдней пять назад, но от судьбы не уйдёшь. Нескольким камням просто «пришёл кон»[3] скатиться, и если случай вывел под обвал людей и повозки –значит, так тому и следует быть. Первый валун с треском и рокотом выехал надорогу, едва не сметя ослика и клетку с мальчишками-веннами. Длинноухий сперепугу рванул вперёд так, что повозка встала на одно колесо, но выправилась ипродолжала катиться. Следующий камень, поменьше, пронёсся, подпрыгивая ираскалываясь на ходу, перед самыми мордами упряжных коней. Саврасыешарахнулись, насколько позволяла дорога, однако хода не сбавили. Им не меньше,чем людям, хотелось убраться подальше от опасного места, и, в отличие от людей,они хорошо знали, как это сделать. Пегая кобыла под Ксоо Таркимом бесилась иржала, взвиваясь на дыбы и желая нестись вперёд во всю прыть. Молодой купецсдерживал её крепкой рукой. Не дело хозяину убегать, бросая работников и товар.Тарким лишь поглядывал вверх, силясь угадать, откуда покатится новый валун.

– Стыд вам, алчные духи предгорий! – прокричал он,силясь быть услышанным за грохотом и треском обвала. – Я ли не подарил вамвчера две лепёшки и зайца!.. Во имя рваной накидки Хранящей-в-пути, дапостигнет вас справедливая кара…

Словно в ответ на угрозу, над головами бегущих людейраздался чудовищный скрежет, отчасти похожий на смех. Так, забавляясьничтожными притязаниями смертного, мог бы расхохотаться сам холм. Где-то там,выше по склону, докатившиеся сотрясения нарушили равновесие целого гнезда валунов,и глыбы двинулись вниз. Крупные обломки набирали скорость обманчиво-медленно.Они величаво и тяжеловесно вращались, приминая хрустящие осыпи, и от ударовсрывались новые камни. Мелкие камешки неслись вниз прыжками по десять саженей,отскакивая и жужжа на лету, словно выкинутые из пращи…

Один небольшой, пуда на два, валун уже упокоился на дороге –но только затем, чтобы лечь под колесо повозке-клетке. Повозка подпрыгнула ивсё-таки перевернулась. Осёл тоже упал и забился, истошно крича, пытаясь подняться.Это никак не удавалось ему – мешали оглобли. Новый камень вылетел из тучи пыли,окутавшей всё кругом, и со свистом пронёсся над самой клеткой. Волчонокзавизжал и затряс было прутья, потом скорчился в комок, скуля и силясь хотькак-то прикрыть ладонями голову. Щенок, с белыми скулами, как мог выпрямился истал нараспев произносить некие слова. Кто знал обычаи его племени, тот понялбы – он пытался с достоинством принять смерть. И перечислял имена тех, с кемдолжен был встретиться за её чертой. Тарким оглянулся на опрокинутую повозку,но не стал посылать к ней никого из надсмотрщиков. Это – позже, когдавыдохнется обвал. А если клетку засыплет совсем, значит, туда и дорога. Никтоне скажет про Ксоо Таркима, будто он рисковал своими работниками ради двух –может быть, уже мёртвых – невольников и осла…

Каттай, пригибаясь, бежал возле заднего колеса коннойповозки. Тарким наклонился с лошади и, схватив за шиворот, вскинул лёгкогомальчишку перед собой на седло. Оставлять своё главное сокровище на произвол духовпредгорий Тарким был вовсе не расположен!

Как оказалось, купец очень вовремя о нём позаботился.Прыгнув вперёд, пегая поравнялась с упряжными лошадьми, и в этот момент из-заповозки послышался глухой удар и почти сразу – страшные крики, а сама повозкаостановилась так, словно её колёса приросли к дороге разом и насмерть – до тогорезко, что два передних коня повалились на колени.

Но на этом коварство духов предгорий оказалось исчерпано.Валуны больше не покидали своих вековых гнёзд, прекратился грохот и гул, лишькое-где, зловеще шурша, продолжали осыпаться мелкие камешки. Обвал кончился.Упряжные кони, привыкшие к опасностям дальних дорог, успокоились сразу, горячаянравом пегая ещё поплясала, но, когда начала оседать пыль, перестала рвать уздуи она. Тарким повернул кобылу и поехал взглянуть, что же случилось.