Он сматывал верёвку. Вернее, то, что от неё осталось:размозжённые, перебитые лохмотья.

– Теперь только мешки завязывать. Ещё и верёвкуиспортил, холера.

Двое мальчишек-веннов в опрокинутой клетке были живы и, судяпо всему, серьёзно не ранены. А вот Рыжему досталось так, что не позавидуешь.Когда надсмотрщики вернулись к повозке, он по-прежнему сидел на земле, сжавруками лодыжку придавленной камнем ноги, и негромко стонал. По его лицу, смываязастарелую грязь, ручейками скатывался пот. Над Рыжим, задумчиво теребя усы,стоял Ксоо Тарким. Когда подошёл Харгелл, он спросил его:

– А с этим что будем делать? Посоветуй.

– Прикончить, – пожал плечами нарлак. – Дажеесли рана не воспалится, за три дня пути, что нам остались, он съест каши набольшую сумму, чем ты за него выручишь на руднике.

Тарким заколебался… Он и так потерял сегодня троих. Каттай,державший повод пегой кобылы, упал на колени и прижался к сапогам торговца.

– Не вели убивать его, мой милостивый господин! Онхороший! Он всегда был добрым рабом!.. Позволь, я буду ухаживать за ним иотдавать ему свою кашу…

– А мальчонка-то молодец, – припомнилХаргелл. – Это ведь он предупредил меня, что сейчас начнётся обвал!

Тарким нахмурился, размышляя.

– Откуда ты, раб? – наконец обратился он к Рыжему.

Тот долго молчал – смысл сказанного медленно доходил до негосквозь обречённость и боль.

– Я аррант, – выговорил он затем. Не добавивположенного «господина».

– Грамотный небось? – обрадовался Тарким.Приканчивать раба ему не хотелось. – Каким ремеслом ты владеешь?

– Я был учителем… Я учил детей Управителя нашейстолицы. Меня звали Тиргеем…

– Учитель, – усмехнулся Тарким. – Что-томногие нынче избавляются от учителей. Вот и наш благословенный шад, да прольётБогиня дождь ему под ноги, отправил недавно в ссылку своего наставника,славного Зелхата, прозванного Мельсинским. Жаль, что так вышло, редкого ума былстарик… За что же ты угодил в рабство, аррант? Небось целовался с дочерьюсвоего Управителя вместо того, чтобы обучать её грамоте?..

Тиргей выговорил медленно, сквозь зубы:

– Я разошёлся во мнении с придворным астрологомУправителя… Я предостерегал, когда тот пророчил успех… И этот лжеучёный обвинилменя в клевете на Царя-Солнце, к которой я никогда не был причастен…

– Ну, это все они так говорят, – фыркнул Харгелл.Он вытащил из ножен, пристёгнутых к левой руке, боевой нож, которым никогда непользовался за едой, и деловито погладил им мозолистую ладонь, правя лезвие,точно брадобрей бритву. – Сплошные праведники на цепи, только харипочему-то разбойничьи. А послушать, так каждого – ни за что ни про что!

– О чём же ты пытался предостеречь Управителя,раб? – спросил Тарким. Каттай по-прежнему стоял перед ним на коленях, спроснувшейся надеждой глядя на своего великодушного господина.

Тиргей еле слышно ответил:

– О проходе сквозь гору, которым тот собирался украситьглавную дорогу к столице. Мои разыскания убедили меня, что там текут под землёйнеукротимые воды… А придворный астролог… он утверждал, будто поток не можетпроникнуть сквозь гору… с одного склона на другой…

Тарким щёлкнул пальцами, припоминая:

– Ага! Мне один ваш купец недавно рассказывал забокалом вина… Что-то там такое о заваленном тоннеле в Карийских горах и о реке,внезапно поменявшей течение… Не удивлюсь, если Царь-Солнце скоро выгонит такогодурака Управителя. Харгелл!..

– Что, хозяин? – с готовностью встрепенулсянадсмотрщик. – Добить?..

– Нет. Вели рабам подналечь и откатить этот камень.Впряги коней, если потребуется. Да смотрите, ногу ему совсем не оторвите!..

Харгелл пожал плечами, спрятал нож и принялся командоватьневольниками, собирая их вокруг камня. Тарким же пошёл выяснить, почему всё товремя, пока решалась судьба Тиргея Рыжего, возчик Ингомер безучастно сидел насвоих козлах. Равнодушие к участи раба ещё можно было понять, но сегван дажеухом не повёл, когда речь зашла о его драгоценных конях! Это было поистинеудивительно и заставило торговца насторожиться.

Тарким обошёл повозку и окликнул:

– Ингомер! Эй, Ингомер, ты что там, уснул?..

Выходец с Островов не пошевелился и не ответил.

– Дядя Ингомер, – забеспокоившись, Каттай полез квозчику на сиденье.

Сегван пристально глядел на своих любимых саврасок, крепкодержа вожжи и чуть приоткрыв усатый рот, словно собираясь отдать команду коням.Но в его глазах не было ни движения, ни жизни, а по левому виску на кожаныйплащ стекали, густея, тёмные тяжёлые капли. Крохотная каменная чешуйка,отлетевшая при соударении глыб, промчалась вдвое быстрее самой проворной стрелыи ударила Ингомера в голову, убив наповал. Он, наверное, не испытал боли, неуспел ничего понять и даже не заметил, как умер. Просто шагнул с дороги,прорезанной в склоне холма, на знакомые снега, взвихренные северной метелью. Исразу увидел могучего пса, запряжённого в лёгкие, быстрые санки. И брата,махавшего из санок рукой: «Вот наконец и ты, Ингомер!»

Эти саночки некогда строились на одного, но много ли местанужно бесплотной душе? И вот уже свищет под полозьями снег: «Поедем домой,брат. Ты видишь – вон он показался впереди, наш остров Розовой Чайки. Он ждётнас…»

Клетку с мальчишками-веннами вновь поставили на колёса, иослик, по счастью, тоже непострадавший, потащил её дальше. Только теперь оншагал у конца цепи, привязанный за уздечку; надсмотрщик, который вёл егораньше, занял место на козлах вместо погибшего Ингомера. Тело возчика погреблипод скалой, и Харгелл, знакомый с верой сегванов, выбил на камне тритреугольника – знак громовержца Туннворна. Но никто не стал возиться и хоронитьдвоих рабов, убитых скатившимся валуном. Их просто сбросили с крутизны вниз, накаменистую осыпь, и маленькая лавина с шуршанием унесла трупы долой с глаз.

– Вот и с нами так будет, когда доберёмся нарудники… – проговорил невольник, шедший последним в строю. От пережитогостраха его потянуло беседовать, и он говорил по-сегвански, чтобы юные венны егопоняли. – Всех нас уморят работой и сбросят в отвал, кого раньше, когопозже. Я-то старик, я успел пожить, а вас жалко. Я выпустил бы вас, если бымог…

Пыль, глубоко въевшаяся в кожу и волосы, не давалаопределить возраст. Сколько лет могло быть могучему телом мужчине, назвавшемусебя стариком? И сорок пять, и все шестьдесят… Как и большинство рабов вкараване, он был родом из Саккарема. Другие невольники называли его Дистеном,что значило просто «должник». Щенок по обыкновению промолчал, а Волчонокспросил:

– Этот человек… ну… этот самый… что пытался бежать…Корноухий. Надсмотрщик ведь обещал его не наказывать. Значит, он… это самое…выбрал смерть под камнями оттого, что не хотел попасть на рудник?