— Пожалуйста, вывези нас отсюда, Кларк, — простонала Мэри.Пожалуйста, — что-то полезло вверх по горлу, она прижала руки ко рту вуверенности, что ее сейчас вырвет. Но вместо этого громко рыгнула, а во ртупоявился вкус пирога, съеденного в „Рок-н-буги“.

— Все будет в порядке. Не волнуйся, Мэри.

По дороге, она уже не думала о ней, как о Главной улице,потому что видела впереди выезд из города, они промчались мимо муниципальнойпожарной части, мимо школы (эта цитадель знаний называлась „Рок-н-ролльнаяначальная школа“). Трое детей на школьной игровой площадки проводили„Принцессу“ апатичными взглядами. Впереди дорога огибала громадную скалу сзакрепленным на ней щитом в форме гитары. Щит украшала надпись: „ВЫ ПОКИДАЕТЕРОК-Н-РОЛЛЬНЫЕ НЕБЕСА. СПОКОЙНОЙ НОЧИ, ДОРОГИЕ, СПОКОЙНОЙ НОЧИ“.

Кларк вошел в поворот, не сбавляя скорости, а на выходе изнего их поджидал автобус, перегораживающий дорогу.

Не обычный желтый автобус, который они видели, когдавъезжали город. Этот сиял всеми цветами радуги, смешанными в психоделическихразводах, прямо-таки увеличенный в размерах сувенир из „Лета любви“. Стеклаукрашали изображения бабочек и знаков мира, и даже когда Кларк закричал, двумяногами нажимая на педаль тормоза, Мэри безо всякого удивления разобрала средиразноцветия разводов слова: „ВОЛШЕБНЫЙ АВТОБУС“.

Кларк сделал все, что мог, но остановить машину не сумел.„Принцесса“ въехала в „Волшебный автобус“ со скоростью десять или пятнадцатьмиль в час, с заблокированными колесами, стирая покрышки об асфальт. Послышалсяглухой удар, Мэри бросило вперед, но ремень безопасности, конечно же, удержалее от контакта с приборным щитком. Автобус чуть качнуло.

— Подай назад и разворачивайся! — крикнула Мэри, ужепредчувствуя развязку. Двигатель „Принцессы сбился с ритма, она видела парок,поднимающейся над смятым капотом. И когда Кларк включил передачу заднего хода,двигатель дважды чихнул, задрожал, как старый пес, и заглох.

Сзади уже доносился вой приближающейся сирены. Ей оставалосьгадать, кто у них в этом городе за главного копа. Только не Джон Леннон,который всегда сомневался в праве одних людей управлять другими. И не ЛизардКинг, который наверняка принадлежал к плохишам, за которыми должнаприсматривать полиция. Тогда кто? Разве это имело значение? Может, подумалаона, даже Джими Хендрикс. Вроде бы бред, но она знала рок-н-ролл лучше Кларка ипомнила, что в свое время Хендрикс служил в 101-й авиадесантной бригаде. Не зряже говорят, что демобилизованные из армии — лучшие сотрудникиправоохранительных органов.

Ты сходишь с ума, сказала она себе, потом кивнула. Конечноже, сходит. Оно и к лучшему.

— Что теперь? — тупо спросила она Кларка.

Он открыл дверцу, для этого пришлось надавить на нее плечом,потому что от удара повело корпус.

— Убежим.

— Какой смысл?

— Ты их видела. Хочешь быть такой же, как они?

В ней вновь проснулся страх. Она отщелкнула ременьбезопасности. Кларк обошел „Принцессу“, открыл дверцу, взял жену за руку. Акогда вновь повернулся к „Волшебному автобусу“, его рука до боли сжала пальцыМэри. Потому что он увидел, кто вышел из автобуса: высокий мужчина в белойрубашке с расстегнутым воротником, брюках из черной „дангери“, больших темныхочках. С зачесанными от висков иссиня-черными волосами. Двух мнений тут быть немогло, даже темные очки ничего не могли скрыть. Полные губы чуть разошлись вулыбке.

Из-за поворота выехала сине-белая патрульная машина снадписью на борту „ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК РОК-Н-РОЛЛЬНЫХ НЕБЕС“, и затормозила внескольких дюймах от заднего бампера „Принцессы“. За рулем сидел негр, ноотнюдь не Джими Хендрикс. Полной уверенности у Мэри не было, но она подумала,что в Рок-н-ролльных Небесах порядок охранял Отис Реддинг.

Мужчина в больших темных очках и черных брюках теперь стоялперед ними, просунув большие пальцы в петли ремня.

— Как поживаете? — этот мемфисский медленный саркастическийвыговор мог принадлежать только одному человеку. — Хочу поприветствовать вас внашем городе. Надеюсь, что вы сможете пожить у нас какое-то время. Городокможет и не очень, но люди здесь хорошие, мы заботимся друг о друге, — онпротянул им руку, на которой блестели три перстня. — Я — здешний мэр. ЭлвисПресли.

Сгустились сумерки летнего вечера.

Когда она вышли на городскую площадь, Мэри вновь вспомнилиськонцерты, на которых она бывала в Эльмайре, в дни своей молодости. И стреланостальгии и печали пронзила кокон шока, который скрутили вокруг нее разум иэмоции. Так знакомо… и все иначе. Не было детей, размахивающих бенгальскимиогнями. Тот десяток ребятишек, которые собрались на площади, сбились в кучку идержались как можно дальше от эстрады. Их бледные лица застыли от напряжения.Среди них Мэри увидела и ту троицу с игровой площадки у школы, котораяпровожала их „мерседес“ апатичными взглядами.

И не было музыкантов-любителей с простенькими инструментами,настройка которых занимала пятнадцать минут, максимум, полчаса. Нет, Мэривидела перед собой огромную сцену, уставленную сложнейшей аппаратурой,предназначенной для выступления самой большой и, судя по размерам усилителей,самой громкой рок-группы, такой громкой, что при выходе на максимальнуюгромкость от удара звуковой волны могли бы посыпаться стекла в радиусе пятимиль. Мэри насчитала двенадцать гитар, и перестала считать. А ведь к нимследовало добавить четыре ударные установки… банджо… ритм-секции… возвышения,на которых обычно стояли бэк-вокалисты… лес микрофонов.

На площади рядами стояли складные стулья. Мэри прикинула,что их от семисот до тысячи, хотя зрителей собралось не больше пятидесяти. Онаувидела механика, переодевшегося в чистые джинсы и отглаженную рубашку. Рядом сним сидела когда-то миловидная женщина, похоже, его жена. Медсестра устроиласьодна, посреди длинного пустого ряда. Она закинула голову и наблюдала за первымивспыхнувшими в вышине звездами. Мэри отвернулась от нее. Она боялась, что у нееразорвется сердце, если она и дальше будет смотреть на это печальное,потерявшее всякую надежду лицо.

Более знаменитые жители города не просматривались.Удивляться этому не приходилось. Покончив с дневными заботами, она находилисьза кулисами, переодевались. Настраивались. Готовились к большому шоу.

Кларк остановился в центральном проходе, миновав несколькорядов. Вечерний ветерок ерошил волосы, которые, как показалось Мэри, сталисухими, как солома. Высокий лоб Кларка прорезали морщины. Мэри их раньше незамечала. Так же, как и глубокие складки у рта. После ленча в Окридже он вродебы похудел на тридцать фунтов. Тестостероновый мальчик исчез и, какдогадывалась Мэри, навсегда. Но ее это особо и не волновало.

Между прочем, сладенькая, а как, по-твоему, выглядишь ты?