— Сегодня нас ждет грандиозное шоу! — выкрикнул в микрофонведущий. — У нас Фредди Меркьюри… только что вернувшийся из Лондона… ДжимКроус… мой любимчик Джонни Эйс…

Мэри наклонилась к официантке.

— Давно ты здесь, Сисси?

— Не знаю. Тут так легко потерять счет времени. По меньшеймере, шесть лет. А может, восемь. Или девять.

— … Кейт Мун из "Ху"… Брайна Джонс из"Стоунс"… красотка Флоренс Боллард из "Супримз"… МэриУэллз…

— А сколько тебе было лет, когда ты попала сюда? — озвучилаМэри свое самое страшное предчувствие.

— Кэсс Эллиот… Джейнис Джоплин…

— Двадцать три.

— Кинг Кертис… Джонни Барнетт…

— А сколько тебе сейчас?

— Слим Харпо… Боб "Медведь" Хайт… Стиви Рэй Вогэн…

— Двадцать три, — ответила Сисси, на авансцене Алан Фридпродолжал выкрикивать имена в практически пустую городскую площадь, на сценувыходили звезды, сначала сто, потом тысяча, потом без счета. Он перечислял иперечислял тех, кто умер от передозняка, от алкоголя, погиб в авиакатастрофеили от пули, кого нашли в темном проулке, в бассейне, в придорожном кювете. Онназывал молодых и старых, главным образом, молодых, и когда со сцены прозвучалиимена Ронни Ван Занта и Стива Гейнса, Мэри буквально услышала их песню, сословами: " О, этот запах, неужели ты не чуешь этот запах…" Да,конечно, она его чуяла, даже в чистом орегонском воздухе, она его чуяла, когдабрала Кларка за руку и чувствовала, что это рука трупа.

— ИТ-Т-Т-Т-Т-А-А-А-А-АК! — орал Алан Фрид. За его спинойвыстроились толпы теней. — Вы готовы ПОВЕСЕЛИ-И-И-И-ИТЬСЯ?

Редкие зрители, разбросанные по площади, ему не ответили, ноон махал руками и смеялся так, словно огромная аудитория визжала в предвкушениинезабываемого зрелища.

— Вы готовы к БУ-У-УГИ-И-И?

На этот раз ему ответили — демоническим воем саксофоновиз-за его спины.

— Тогда начнем… ПОТОМУ ЧТО РОК-Н-РОЛЛ НИКОГДА НЕ УМИРАЕТ!

Вспыхнули яркие огни, пошла музыка первой песни этойдлинного, длинного концерта: "Я уйду навсегда". "Этого я ибоюсь, — думала Мэри, слушая вокалиста Марвина Гэя. — Именно этого я и боюсь.

Их руки блестят от пота, рубашки липнут к груди. И вдовершение всего русый хайер Нила Колмика свалялся и слипся, будто группаиграет в сауне. Пальцы его так и летают по грифу.

А всем плевать.

"До самого "Ваэ"[9]" — последняя ихпесня сегодня, и Нил завершил ее обжигающим гитарным соло на все тридцать двалада. Чак и Гари Уилкисы, бэк-ритм-гитары, играли как один музыкант.

А всем плевать.

Здесь на сцене "Честнат клаб", где их поставилидля разогрева, они выдали восхитительным фьюжн[10] традиционных блюзов,хэви-метал и хард-рока — все в одном и нечто совсем новое, джаз-рок во плоти.Они играли с драйвом, хорошо, чертовски хорошо.

А всем плевать.

Публика ждала "Зип", гвоздь программы, тех, о комкричат заголовки. Глэм-роковая команда, сплошное ломанье и никакого накала. Ноэто они оторвали студийную запись и это их жареный клип МТV крутило по пять разна день.

Аплодисменты разогревающей команде, "Нил Колмикбэнд", были вежливыми, хотя и спорадическими. И, уж конечно, не настолькодлительными, чтобы поманить надеждой, что вызовут "на бис". Ровностолько, чтобы не выглядеть грубо, невоспитанно. Эх, Голливуд.

— Спасибо, что позаботилась о делах, детка, — сказал Нил всотый, вероятно, раз в жизни.

Пэм Салливан ответила ему краткой улыбкой, она стояла,картинно прислонив полусогнутую изящную ножку к тяжелому усилителю"Маршалл", который, в свою очередь, был прислонен к стене жалкойгримерной. Называть это гримерной было все равно что звать гроб бунгало.Грязный и драный, прожженный и заляпанный диван стоял на столь жеотвратительном ковре. Еще тесная комнатенка могла похвастаться роскошным,треснутым, заплеванным зеркалом в полный рост и многолетними наслоениямирок-граффити на желтеющих стенах.

Пока Пэм отдавала Чаку шестьдесят шесть долларов — его долювечерней выручки, — братец Гари, уже получивший свое, царапал по стенемаркером, добавляя к старым татуировкам слоган "Нил Колмик бэнд".Заканчивая, он бросил Нилу кривозубую усмешку.

— Спасибо Пэм. — Тут Чак повернулся к Нилу. — И тебеспасибо. — Он поднял деньги. — Послушай, Нил, ты у нас пишешь песни, ты поешь,играешь соло, да еще и выступаешь от имени группы. А деньги при этом делишь навсех поровну. Если у тебя туго с деньгами, только скажи…

Нил только отмахнулся.

— Вот такой я парень, — отозвался он с легким сарказмом.

Уходя, братья быстро закрыли за собой дверь, так чтобы болеечем средненькое уханье "Зип" со сцены хотя бы на йоту не давило такна уши.

Когда Нил наклонился и начал подтягивать разболтавшийсяколок на грифе гитары, Пэм, подойдя сзади, принялась разминать ему плечи.

— Ты был сегодня в ударе, милый. — Ее длинные светлые волосыокружили их как шатер, смешались с его распущенным по плечам хайером. — И твоевремя придет. Вот увидишь.

— Сука, — пробормотал он.

Пальцы Пэм застыли.

— Как ты меня назвал?

— Что? — Он поднял на нее глаза, как будто только- тольковернулся откуда-то издалека. — О-о-о… прости милая. Я не с тобой говорил. Яговорил вот об этом. — Он постучал пальцем по хрому на грифе. — У меня втораяструна то и дело соскальзывала, к тому же дека ноту едва держит.

— Ну, может, хоть это тебя поддержит, — поддразнила Пэм. —Турагентство "Анлимитед трэвл эйдженси" хочет, чтобы я сделала копиинескольких антикварных голландских шкафчиков для новых офисов. Даже посленалогов я наскребу достаточно, чтобы, когда закончу, нам с тобой слетать нанеделю на Гавайи.

— Это же чудесно, Пэм! — Нил попытался, чтобы в его ответепрозвучало как можно больше энтузиазма. — Хотя бы один из нас поднимается.