о действиях руководителя, и будут считать его соучастником. Мужчина разрывался между преданностью начальнику, который дал ему работу, и желанием поступить честно. Ситуация между старшим кардиологом и главным врачом накалялась, и мучения Мозеса усиливались, пока не настал переломный момент.

Как-то раз, придя на работу, Мозес столкнулся с неожиданной трудностью: ему стало сложно говорить. Вскоре он начал заикаться. Мозес смутился и не понял, что происходит. К концу дня он и вовсе потерял дар речи. Мужчина открывал рот, но не мог ничего сказать – получались лишь какие-то гортанные звуки. Коллеги заметили тревожные изменения в его поведении и отвели в приемное отделение.

Врачи сразу же предположили, что Мозес пережил инсульт или эпилептический приступ. Его симптомы (растерянность и сложности с речью) были характерны именно для таких нарушений. Доктора провели полное неврологическое обследование, включая КТ и ЭЭГ. К своему удивлению, они обнаружили, что результаты были в порядке.

Физиологических отклонений не наблюдалось, поэтому врачи пришли к выводу, что проблема лежит в плоскости психиатрии, и направили пациента ко мне.

Сперва я подумал, что мужчина притворяется. Возможно, он делал это для того, чтобы получить больничный или выплаты по страховке. Но я не нашел доказательств, которые могли бы подтвердить мою теорию. Немота Мозеса распространялась на все сферы жизни. Он не мог разговаривать не только с коллегами, но также с родными и друзьями. Я посоветовал ему взять больничный и договорился о следующем визите. Когда мужчина пришел на прием, я сказал, что хотел бы провести «амиталовое интервью». Это известная диагностическая процедура, в ходе которой пациенту внутривенно вводится небольшая доза барбитурата короткого действия. Он расслабляет и растормаживает пациента – действует как «сыворотка правды». Мозес кивнул в знак согласия.

Я отвел мужчину в процедурный кабинет, расположил на кушетке и наполнил шприц амобарбиталом. Вставив иглу в вену, я начал медленно вводить препарат. Не прошло и минуты, как пациент начал говорить. Поначалу бессвязно – его бормотание напоминало речь ребенка, а затем четко и логично. Он рассказал, в какой ситуации оказался на работе, и признался, что не понимает, как действовать дальше. После подробного рассказа о своем трудном положении мужчина резко уснул. Спустя несколько минут Мозес проснулся, но снова не смог разговаривать. Однако «сыворотка правды» подтвердила мои догадки: онемение мужчины – конверсионная реакция. К слову, в последнем издании «Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам»[9] (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Illness – DSM) описан официальный метод постановки диагноза «конверсионное расстройство», который во многом опирается на концепцию Фрейда.

Мозес несколько недель не появлялся на рабочем месте, после чего ему сообщили: он переведен в другое отделение и больше не будет трудиться под руководством бывшего начальника. Финансовая отчетность отделения кардиологии также больше не входит в сферу его ответственности. Через несколько дней после получения таких новостей Мозес снова обрел дар речи. Думаю, Фрейд остался бы доволен таким результатом.

* * *

Зигмунд Фрейд определял ментальное расстройство как конфликт между бессознательными психическими механизмами – конфликт, который можно идентифицировать, проанализировать и даже устранить. Тем самым он создал первые адекватные средства, с помощью которых доктора могли понимать и лечить пациентов. Привлекательность теории Фрейда повышали его выдающийся талант оратора и умение писать понятно и интересно. Разумеется, он стал лидером, который был необходим психиатрии. Он мог смело поднять нашу отрасль на новую ступень развития и восстановить ее репутацию среди других медицинских специальностей.

Но вместо этого Фрейд увел психиатрию в интеллектуальную пустыню, по которой она блуждала более полувека, прежде чем погрузил ее в один из самых драматичных и публичных кризисов, которые когда-либо переживала медицина. Как это случилось? Частично ответ кроется в людях вроде Елены Конвей и Эбигейл Аберкромби – пациентах, которые страдают изнуряющими ментальными заболеваниями.

Но частично ответ кроется и в самом Фрейде.

Глава 2. Вниз по неверной тропе. Расцвет психиатрии

Психиатрия позволяет нам исправить ошибки, признав недостатки родителей.

Лоуренс Джонстон Питер

Зигмунд Фрейд был писателем с ученой степенью. Просто он не знал, что он писатель. И все его последователи тоже не понимали, что он писатель.

Джон Ирвинг

Разговоры за чашкой кофе

Подобно смартфону, новую концепцию Фрейда, касающуюся психики, приняли настолько широко, что было уже сложно представить, как раньше без нее жили. Благодаря Зигмунду Фрейду ментальные расстройства обрели новый, интригующий характер, а принципы их возникновения и лечения стали понятны. Но, в отличие от смартфонов, которые быстро набрали популярность, влияние теории психоанализа распространялось довольно медленно.

Идеи Фрейда корректнее сравнить с видеоконференциями. Эта технология возникла в 1970-е годы, и на нее не обратили внимания. Однако спустя несколько десятилетий она заняла свое место за счет появления интернета и мобильных технологий. Так каким же образом теория психоанализа, представляющая собой своеобразные умозаключения неизвестного невролога, получила столь широкое распространение? Все началось с вечерних разговоров за чашкой кофе.

Узкий круг коллег

Осенью 1902 года Фрейд отправил почтовые открытки четырем местным врачам и пригласил их в свою квартиру на улице Бергассе. Она располагалась в унылом венском районе, где проживали евреи среднего достатка. В одной из открыток был следующий текст: «Узкий круг коллег и сторонников, к моему большому удовольствию, согласился приходить ко мне по вечерам один раз в неделю, чтобы обсуждать интересующие нас темы из области психологии и нейропсихологии. Не хотели бы вы к нам присоединиться?»

За два года до этого Фрейд опубликовал книгу «Толкование сновидений», но фурора она не произвела (да и вообще не вызвала какой бы то ни было реакции). Скромный тираж в шестьсот копий пылился на полках у книготорговцев. Тем не менее несколько врачей заинтересовались трудом Фрейда и декодированием работы психики, поэтому завязали с ним общение по переписке. Одним из первых сторонников Фрейда стал Вильгельм Штекель – жизнерадостный и прямолинейный человек, врач общего профиля, автор пьес и стихотворений. Он вызвался стать первым пациентом, на котором Фрейд мог опробовать свой метод. Впоследствии Штекель сам стал психоаналитиком. В самый разгар терапии он посоветовал Фрейду собрать дискуссионную группу, чтобы обсуждать его идеи. Эта рекомендация повлияла на ход истории.

Тот факт, что на первое собрание Фрейд пригласил всего четырех человек, указывает на первоначальное отсутствие интереса к его работе. Первым, кого он позвал, был Штекель. Еще два человека – друзья детства Фрейда (Макс Кахане и Рудольф Райтлер). Четвертый – Альфред Адлер, единственный человек в этой компании, который в то