– Господи, хорошо-то как! – воскликнул он скаким-то даже удивлением. Как будто положительные эмоции были для него чем-тоновым и неизведанным. – И звезды какие, Алик! В Москве таких сроду небывало.

– Зато в Москве можно увидеть самолет или отдельнопарящую ворону, – пробормотал тот, закуривая и выпуская дым в сторону,чтобы не мешать Курочкину проветриваться.

Тот еще немного постоял, обратив лицо к небу и разглядываякрупную зеленоватую звезду. Казалось, звезда нахально подмигивает, как будто начто-то намекает. Потом, понизив голос почти до шепота, Курочкин спросил:

– Скажи, Алик, у тебя нет предчувствия?

Будкевич мельком взглянул на него и буркнул:

– Предчувствия чего, Андриан Серафимович?

– Нехорошего, – ответил тот и посмотрел Аликупрямо в глаза. Взгляд у него был каким-то неожиданно пронзительным.

По правде сказать, надо было бы не обращать на Курочкинавнимания, но Будкевич против воли разозлился.

– Нехорошие предчувствия появляются только послехорошей выпивки, – с досадой ответил он. – Проспишься, и ониисчезнут. Безвозвратно, как юношеские мечты. Пойдем, я отведу тебя к жене.

Доставив Курочкина в его номер, Алик понял, что настроение унего испортилось капитально. Даже на следующее утро на душе все еще быломуторно, и все вокруг казалось ему мрачным и неприветливым. Дождавшись, когдаего паства закончит завтрак, Будкевич собрал всех на короткое совещание.

– Значит так, коллеги, – решительно началрежиссер, вглядываясь в знакомые лица. – Прошу всех встряхнуться,вспомнить, что мы тут не на отдыхе, а на работе. Что сегодня премьера, откоторой, может быть, зависит вся дальнейшая судьба гастролей. Молва, знаете ли,побежит впереди нас. И если не покажем уровень – зритель в этом городе большене проголосует за нас своим трудовым рублем, заплаченным за билет в театр. Да ив другом городе тоже. Понимаю – вам сложно, пьеса не обкатана как следует. Но имы с вами не новички, так что прошу, дамы и господа, приложить максимум усилийи задействовать ваши явные и скрытые таланты на полную катушку. Я очень надеюсьна вас!

Присутствующие молча внимали, не делая попыток начать диалогс руководителем. Только Таранов вдруг поднял вверх руку.

– Да, Леш, говори, – кивнул ему Будкевич.

– Предлагаю прямо сейчас устроить короткую экскурсию погороду. Здесь наверняка есть свои достопримечательности. И развеемся заодно.

– Отличная идея, – одобрил Будкевич. – Народнадо немного растормошить. А то вот Регина заспанная ходит, того и гляди, насцену, зевая, выползет.

– Что значит «выползет»? – неожиданно взвиласьдремавшая в углу Брагина.

– Свиваясь в кольца и зловеще шелестя чешуей, –тут же развил тему несдержанный Рысаков, который просто не умел держать язык зазубами. Обычно он мгновенно выпаливал первое, что приходило ему в голову, и всетри жены, как одна, ненавидели его за эту отвратительную манеру.

– Регина не ползает. Она реет, – неожиданно длявсех сказал Таранов.

– Лешенька, – ядовито улыбнулась емуРегина. – Шел бы ты… Только не по городу гулять, а роль учить. А то каквсегда – забудешь свой текст и начнешь бродить взад и вперед, словно по грибына сцену вышел. Или нам жалостливые рожи корчить!

Словесную дуэль прервал Будкевич:

– Ребятки, довольно! Регина, я пошутил, так что прошупрощения. Леша, сядь, я хочу вам кое-что сказать. Мне утром позвонили изгородской администрации…

– О! – вновь выступил Таранов. – Цензуразапретила играть спектакль, подрывающий нравственные устои… Теперь нас сошлют вдалекую холодную Москву.

– Леша, вот жаль, что мы не в армии, – грозносдвинув брови, сказал Будкевич. – Я бы тебя отправил суток на пять вказарме пол драить – за пререкания с начальством и неуставные отношения ссослуживцами.

– Слушаюсь, товарищ генерал-продюсер! – бодроотчеканил Таранов и сел на свой стул.

– Так вот, – продолжил Будкевич. – Сегодня напремьере будет присутствовать практически все руководство города. Во главе смэром.

– Солидно, – присвистнул Рысаков. – И приятно.

– Что тебе приятно? – недоуменно задрав брови,обернулась к нему Яблонская.

– Что чиновники тянутся к прекрасному. Целымиадминистрациями. А вам, Мария Кирилловна, это разве не приятно?

– Мне все равно, – решительно заявилаЯблонская. – Лишь бы они выключили свои мобильники и во время спектаклясидели тихо. А то развалятся в первом ряду и бухтят в свои трубки, как будто напроизводственное совещание явились.

– Объясняю, – перебил спорщиков Будкевич. Учитываятемперамент собравшихся, держать ситуацию под контролем было делом непростым.Однако давно уже поднатаревшего в решении конфликтов Алика трудно было сбить столку. – Местный директор уже показал мне театральный зал. Для высокихгостей существует специальная ложа. Во время недавней реконструкции еерасширили, так что все чиновники сконцентрируются там.

– А столик с выпивкой и закуской для нихпредусмотрели? – снова возник Таранов. – Чтобы мужички могли приятнорасслабиться, пока артисты перед ними на сцене кувыркаются.

– Леша, перестань кривляться. К ним не варьетеприехало, а драматические артисты, – перебила его Анжела Прохорова. –И дай боссу договорить, интересно ведь.

Таранов хотел что-то ответить, но встретил бесхитростныйвзгляд Анжелы и поперхнулся очередной репликой. Таня следила за ними снебрежной улыбкой. Анжела была красавицей и могла заставить ревновать дажегипсовую девушку с веслом. Однако на вкус Тани ее красоте не хваталовыразительности. Это была откровенная, но какая-то довольно банальная красота,без изюминки. К сожалению, все без исключения мужчины придерживались абсолютнопротивоположного мнения, поэтому Таня ревновала. Ревновала Таранова к Анжеле. Итогда, и сейчас тоже. Это чувство ей явно не нравилось, но Таня пока еще нерешила, как станет с ним бороться.

Тем временем Будкевич продолжил свой монолог.

– Дальше будет еще интересней, – пообещалон. – После спектакля, который, как я надеюсь, пройдет на самом высокомпрофессиональном уровне, мэр Перегудова устраивает прием в честь московскихартистов. В вашу честь, дорогие мои.

В комнате раздался одобрительный гул, что не могло непорадовать организатора гастролей.

– Вот это мэр, – похвалил Таранов. – Спониманием мужик!

– Не мужик это, дорогие мои. Здесь мэр – женщина, исмею вас заверить, женщина очаровательная. Зовут ее Валентина Васильевна.Уверен, она вам всем понравится.

– Почему мне должен нравиться мэр? Тем более,женщина? – сердито спросила Яблонская. Лицо у нее сделалось вредным, иБудкевич тяжело вздохнул, предчувствуя очередные капризы и брюзжание. –Она плохо исполняет свои обязанности. В городе ни одной нормальной дороги нет.Пока ехали, только и делали, что ухабы считали. Мои внутренности перемешались внастоящий греческий салат.