от Папочки (реальности), чтобы наслаждаться любовью Мамочки единолично. Но что бы мы ни делали, Папочка продолжает существовать. И именно его желания побеждают. Он мешает нам фантазировать, что мы единственная любовь Мамочки: «Пора спать, сынок». По мере постижения принципа удовольствия мы также обучаемся игре-реальности. Она соответствовала бы нашим фантазиям, будь они всемогущи. Но, поскольку это не так, пытаясь претворить их в жизнь (когда играем в малыша так, как играем во Внутреннего Малыша), мы сталкиваемся с фрустрацией. Папочка мешает получить желаемое.

Так реальность врывается в наш внутренний мир. Несмотря на все приобретенные навыки, мы не можем снизить уровень боли, манипулируя внутренними объектами, которые будто бы начинают жить собственной жизнью. Какими бы искусными в обращении с ними мы ни стали, они отказываются подчиняться. И это очень хорошо. Если бы реальность не вторгалась, у нас не было бы стимула покидать мир фантазий ради более богатого реального мира. Хоть мы и не способны покинуть его полностью.

В школе мы с друзьями придумали для общения друг с другом шифр, присвоив словам нестандартные значения. Например, «книга» означала «учитель». Проблема заключалась в том, что мы продолжали использовать эти слова и в обычном значении. Удивительно, как трудно было этого не делать! Схожим образом ребенок оперирует своими внутренними фигурами. Одно время он играл с ними в фантазиях. Но теперь ему приходится играть в реальность. Это похоже на использование зашифрованных слов. Точно так же, как мы постоянно рисковали перейти с шифра на обычный язык, ребенок рискует перескочить из реальности в фантазию, скатиться в отыгрывание [95]. Он учится минимизировать этот риск, играя в реальность с другими детьми. Ребенок обучается быть взрослым, играя во взрослого.

То же самое касается мышления. Младенец играет в мышление, учась управлять телом. Он учится контролировать анальный сфинктер и вместе с тем свои мысли. По мере его адаптации к реальности приобретаемые навыки и привычки накладываются друг на друга до тех пор, пока не становятся второй натурой. Он учится не отвлекаться на желания, мешающие игре. Взрослые мысли развиваются из детских желаний и связанных с ними форм восприятия, от которых никогда не избавляются полностью.

Именно поэтому влюбленные склонны видеть в партнере не реального человека, а идеального возлюбленного из своих фантазий, отчасти продукт их прошлого опыта любви. Видеть находящееся перед нами – тяжелая игра даже для взрослых. Вдруг мы увидим какие-то указания на то, что партнер изменяет нам? Например, задерживается допоздна в офисе. Охладел в постели. Кто-то звонит на домашний телефон, но вешает трубку, если ее снимаете вы. Мы начнем подозревать, что нам изменяют. Но чтобы удерживать эту мысль и не выбрасывать ее из головы, нам потребовались бы продвинутые техники управления болью, которыми владеют не все.

Только дисциплина и кропотливый труд могут научить таких животных, как мы, мыслить или иметь убеждения. Мы фантазеры, то и дело мечущиеся между восприятием и воображением. Сны снятся нам не только ночью в постели. Они вплетены в ткань нашей жизни наяву. Мы бы не выжили, будь это не так. Наслаждение, которое приносят сны, жизненно важно для нас: «Мы отрываемся на сон, но именно сон дает нам силы, чтобы работать дальше» [96]. В тех же целях мы читаем, любуемся картинами, слушаем музыку, смотрим кино. Как пишет Ницше, «величие и незаменимость искусства в том-то и состоят, что оно создает у зрителя видимость более простого мира, сокращенного решения загадки жизни. Ни один человек, страдающий в жизни, не может обойтись без этой видимости, как ни один человек не может обойтись без сна. <…> Искусство существует для того, чтобы лук не сломался» [97].

* * *

Как и Внутренний Папочка, долингвистический звук <Папа> или <Па Па> служит своего рода суррогатом или доппельгангером самого Папочки. И точно так же, как младенец учится играть с Внутренним Папочкой сначала в фантазиях, а затем в реальности, посредством этого звука он учится играть в язык. Но язык – это часть реальности, а не самостоятельная игра. Именно благодаря отношению к реальности такие звуки, как <Папа> (предшественники полноценных слов), обретают свою жизнь. Язык связан с миром, так как последний представляет собой место, где живем мы, носители языка.

Внутренний Папочка ускользает от всемогущего детского контроля, когда попадает под влияние реального Папы и растущей способности ребенка воспринимать его перцептивно. То же самое и со звуком <Папа>. Когда ребенок играет в реальность с ним, он должен использовать его так же, как все, поскольку он играет с ними и с их поведением координирует свое. Если он будет пользоваться им не по правилам игры, другие дети поправят его: «Ты не можешь быть Папочкой, потому что слишком маленький. Ты же малыш. Твое место в манеже».

В истории с зеркалом именно материнская любовь вернула младенцу его образ как то, чем он хотел бы быть. Ее любовь была клеем, соединяющим одно с другим. Здесь же желание ребенка играть с другими детьми (его потребность в их любви и одобрении) привязывает <Папочку> к реальному Папе. Если шов держится, звук <Папочка> становится соответствующим словом. Теперь ребенок имеет в своем лексиконе слово с известным ему значением.

Это напоминает использование ярлыков в компьютере: когда вы кликаете на них, открывается файл. Поскольку ярлык весит значительно меньше, его можно использовать так, как нельзя оригинал. В большинстве случаев мы используем в речи словесные ярлыки, а не файлы. В том числе поэтому мы умеем разговаривать так быстро. Но если нас спросят, что означает некое слово, мы можем обратиться к самому файлу.

Открыв файл, мы обнаружим иерархически организованный массив информации, состоящий из фактов общеизвестных и не очень. Первый уровень – это данные, которые можно найти в обычном (кратком) словаре. Тот, кто владеет языковой игрой и этими данными, считается знающим значение искомого слова. Но значение имеет и другие уровни. На втором вы найдете то, о чем поведает энциклопедия. А на одном из последующих – экспертные сведения.

Взять, к примеру, гравитацию. Эксперты до сих пор спорят о ее природе: это особая сила? Искривление пространства-времени? Форма электромагнитного взаимодействия? Ситуация с любовью похожая, но другая. Существуют самопровозглашенные эксперты по ней – психиатры, сексологи, специалисты в области гендерных, культурных или квир-исследований, авторы селф-хелп-книг, – но ни один не пользуется авторитетом, сравнимым с эйнштейновским. Тем не менее их экспертиза включена в соответствующие файлы (вспомните того же Фрейда). Когда мы говорим «любовь», когда думаем о ней, взгляды экспертов влияют на