– Придется подождать, пока обогреватель наберет силу, –сказал он.

– Не беспокойся. Мне уже тепло.

Он взглянул на Сару и увидел на ее лице капельки пота.

– Может, отвезти тебя в больницу? – спросил он. – Если этоботулизм, то дело серьезное.

– Нет, все в порядке. Мне бы только добраться до дома и лечьв постель. Завтра утром, если что, позвоню в школу и снова завалюсь спать.

– Не волнуйся, спи себе. Я позвоню за тебя.

Она благодарно взглянула на него.

– Позвонишь?

– Конечно.

Они уже выезжали на главную магистраль.

– Извини, что не могу поехать к тебе, – сказала Сара. – Мнеочень жаль. Правда.

– Ты ни при чем.

– А кто же? Я съела испорченную сосиску. Бедняжка Сара.

– Я люблю тебя, Сара, – сказал Джонни. Итак, слово былопроизнесено, его нельзя было взять обратно, оно повисло между ними в ожиданиикакого-то продолжения.

– Спасибо, Джонни, – только и могла ответить Сара.

Они продолжали путь в приятном молчании. Была уже почтиполночь, когда Джонни завернул машину к ее подъезду. Сара дремала.

– Эй, – сказал он, выключив мотор и легонько теребя ее. –Приехали.

– Ох… хорошо. – Она села прямо и плотнее запахнулась в шубу.

– Ну как ты?

– Лучше. Ноет желудок, и спина болит, но лучше. Джонни,езжай на машине в Кливс.

– Не стоит, – сказал он. – Еще кто-нибудь увидит ее утромперед домом. Ни к чему нам эти разговоры.

– Но я же собиралась поехать с тобой…

Джонни улыбнулся:

– Вот тогда стоило бы рискнуть, даже если бы пришлось пройтипешком три квартала. Кроме того, я хочу, чтобы машина была у тебя под рукой натот случай, если ты передумаешь насчет больницы.

– Не передумаю.

– А вдруг. Можно я зайду и вызову такси?

– Конечно.

Они вошли в дом, и едва Сара зажгла свет, как у нее началсяновый приступ дрожи.

– Телефон в гостиной. Пойду-ка я лягу и укроюсь пледом.

Гостиная была маленькая и без всяких излишеств; от сходствас казармой ее избавляли лишь броские занавески, изрисованные цветами немыслимыхформ и оттенков, да несколько плакатов на стене: Дилан в Форест-Хиллс, Баэз вКарнеги-холл, «Джефферсон эйрплейн» в Беркли, «Бэрдс» в Кливленде.

Сара легла на кушетку и до подбородка натянула плед. Джонниозабоченно смотрел на нее. Лицо Сары было белое, как бумага, лишь под глазамитемные круги. Она выглядела действительно больной.

– Может, мне остаться на ночь, – сказал он. – Вдругчто-нибудь случится…

– Например, маленькая, с волосок, трещинка в шейномпозвонке? – Она взглянула на него с печальной улыбкой.

– Ну… Мало ли что.

Зловещее урчание в животе решило дело. Она искреннесобиралась закончить ночь в постели с Джоном Смитом. Правда, из этого ничего невышло. Не хватало теперь еще прибегнуть к его помощи, когда ее станет тошнить иона побежит в туалет глотать «Пепто-Бесмол».

– Все будет в порядке, – сказала она. – Это испорченнаясосиска, Джонни. Ты запросто мог съесть ее сам. Позвони мне завтра, когда утебя будет перерыв.

– Ты уверена?

– Да.

– Ладно, парнишка. – Решив больше не спорить, он поднялтрубку и вызвал такси. Она закрыла глаза, убаюканная и успокоенная его голосом.Ей особенно нравилась в Джонни его способность делать всегда то, что нужно, чтоот него хотят, не думая о том, как он при этом выглядит. Прекрасная черта. Онаслишком устала и чувствовала себя слишком паршиво, чтобы еще играть сейчас всветские игры.

– Готово, – сказал он, вешая трубку. – Они пришлют таксичерез пять минут.

– По крайней мере у тебя теперь есть чем заплатить, –сказала она улыбаясь.

– Чаевых не пожалеем, – отозвался он, подражая известномукомику Филдсу.

Он подошел к кушетке, сел, взял ее за руку.

– Джонни, как ты это сделал?

– Ты о чем?

– Колесо. Как это тебе удалось?

– Какое-то озарение, вот и все, – сказал он без особойохоты. – У каждого бывают озарения. На лошадиных бегах или при игре в очко,даже в железку.

– Нет, – сказала она.

– Что – нет?

– Не думаю, что у каждого бывают озарения. То было что-тосверхъестественное. Меня… это даже напугало немного.

– Правда?

– Да.

Джонни вздохнул.

– Время от времени у меня появляются какие-то предчувствия,вот и все. Сколько я себя помню, с самого раннего детства. Мне всегда удавалосьнаходить потерянные вещи. Как этой маленькой Лизе Шуман в нашей школе. Ты еезнаешь?

– Маленькая, грустная, тихая Лиза? – Она улыбнулась. – Знаю.На моих уроках практической грамматики она витает в облаках.

– Она потеряла кольцо с монограммой школы, – сказал Джонни,– и пришла ко мне в слезах. Я спросил ее, смотрела ли она в уголках верхнейполки своего шкафчика для одежды. Всего-навсего догадка. Но оно оказалось там.

– И ты всегда мог это делать?

Он засмеялся и покачал головой.

– Едва ли. – Улыбка слегка угасла. – Но сегодня чувство былоособенно сильным, Сара. Это Колесо… – Он слегка сжал пальцы и разглядывал ихнасупившись. – Оно было вот здесь. И вызывало чертовски странные ассоциации.

– Какие?

– С резиной, – произнес он медленно. – Горящей резиной. Ихолодом. И льдом. Черным льдом. Все это было где-то в глубинах моей памяти. Богзнает почему. И какое-то неприятное чувство. Как будто предостережение.

Она внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала.Его лицо постепенно прояснилось.

– Но что бы это ни было, сейчас все прошло. Может, такпоказалось.

– Во всяком случае, подвалило на пятьсот долларов, – сказалаона. Джонни засмеялся и кивнул. Больше он не разговаривал, и она задремала,довольная, что он рядом. Когда она очнулась, по стене разлился свет фар,проникший в окно. Его такси.