— А не пора ли прижиматься к берегу? — командир оторвался от окна и повернул голову к штурману.

— Вполне можно, товарищ капитан-лейтенант, — штурман легонько тронул матроса за локоть, — десять градусов вправо по компасу и так держи.

— Если еще пройдем мили две, будет небольшой, но глубокий залив, — боцман рукой показал направо, в сторону берега. — Дальше начнутся песчаные косы и дюны. Лес подходит к самому морю. Когда-то вместе с отцом в этих местах мы рыбачили и собирали янтарь. За лесом идут болота и множество озер. Я долго жил здесь и знаю буквально каждое дерево и тропинку. Лучшего места для высадки не найдешь на всем побережье. Глухомань. Сюда обычно немцы не суются, тем более и дорог-то почти нет, да и хуторов поблизости раз-два и обчелся.

— Добро, становитесь к рулю и ведите прямо туда, а ты, Николай Николаевич, проследи, пожалуйста, чтобы люди приготовились к высадке, скоро начнем.

Долматов открыл глаза, встал, потянулся и, глубоко вздохнув, вышел на палубу.

Дождь перестал, но чем ближе подходили к берегу, тем плотнее и темнее становились тучи. Буксир повернул и вошел в маленький, окаймленный густым сосняком заливчик. Деревья почти вплотную подступали к бортам. Застопорили ход, развернулись и по инерции приткнулись носом к желтому песчаному откосу. С бака сбросили сходни и начали выгрузку, перетаскивая снаряжение вверх по склону и складывая в буйно разросшемся кустарнике.

Когда все было закончено, командир собрал офицеров.

— Что будем делать с теми? — он кивнул головой в сторону буксира. — Не с собой же тащить? У кого и какое мнение на этот счет?

— Я думаю, — Долматов посмотрел на боцмана Яна, — если вы полностью ручаетесь за своих ребят, возьмем их с собой, но на вашу ответственность. Фашистам же и капитану пощады не будет.

— Я могу целиком поручиться только за себя, племянника и рулевого. Шкипер — последняя скотина, на которого и пули-то жалко, механик тоже, об остальных мне ничего не известно, знаю, что они не местные, прибыли недавно, держались особняком.

— Верно, боцман, — медленно произнес Долматов, — не местные и даже вообще не латыши. Я допросил капитана, и тот, очевидно, надеясь на какое-то снисхождение, сказал, что их прислали вроде как на практику, приглядеться, поднатаскаться да и заменить вас троих. И направлены они к вам по личному распоряжению шефа гестапо Вайса. Так-то, друзья.

— А куда же собирались деть нас? — боцман удивленно поднял брови.

— Ликвидировать. Я думаю митинговать по этому поводу больше не будем.

— Лейтенант? — замполит повернулся к штурману. — Все поняли?

— Все, но только почему я?

— Вопрос праздный. Возьмите ребят и действуйте. Буксир отведите где поглубже и затопите. Сами вернетесь на ялике, его потом забросаете камнями и тоже утопите. Ясно?

— Так точно, ясно. Можно выполнять?

— Действуйте!

Офицер с тремя матросами побежал к сходне. Вскоре буксир отвалил от берега, неуклюже развернулся и пошел в море…

* * *

На небольшой, со всех сторон закрытой густой кроной деревьев полянке, метрах в пятидесяти от места высадки, собрался весь отряд. Моряки, увешанные оружием, разместились вокруг командира и замполита. Ольштынский поднялся и, помолчав немного, словно собираясь с мыслями, сказал:

— Товарищи, теперь попали мы, прямо скажем, в не совсем обычную, вернее, в совсем необычную для моряков-подводников ситуацию, то есть обстановка изменилась самым коренным образом. Задание свое мы выполнили с лихвой, потопили танкер, большой транспорт, разрушили и сожгли склады горючего. Мы часть нашей армии, находимся на нашей земле, и долг наш биться на ней с врагом, пока руки держат оружие. Уж простите, если звучит несколько высокопарно. Будем пробиваться к своим. Вот наша задача и боевой приказ.

Моряки молчали. Затем раздались сначала отдельные возгласы. Потом, словно прорвало плотину, все заговорили разом:

— Только так, товарищ командир, все ясно, чего тут рассуждать.

— Драться будем, в партизаны пойдем!

— Не впервой морякам и на сухопутье. Под Ленинградом в сорок первом еще как сражались.

— Мы им и на берегу пропишем, гадам!

Командир поднял руку. Разом наступила тишина.

— Офицерам проверить снаряжение и в первую очередь, раз мы становимся морской пехотой, обувь, а через, — он отодвинул рукав и посмотрел на часы, — десять минут тронемся. На переходе соблюдать скрытность и строгий порядок. Надо отойти от берега подальше, а там заберемся в глубинку и наметим точный и окончательный маршрут. Впереди иду я, замыкает колонну заместитель по политической части старший лейтенант Долматов.

Несколько минут спустя небольшой отряд, растянувшись цепочкой, ходко тронулся в путь и вскоре исчез в густом подлеске.

* * *

Шли уже более двух часов. Миновали ельник, переправились через затянутое зеленой ряской — болото, пересекли грунтовую дорогу и, углубившись в лес километров на пять, остановились на привал. Было решено, пообедав и отдохнув, начать движение с наступлением темноты. Зажигать костры категорически запрещалось. Сейчас, выставив ближнее и дальнее охранение, моряки расположились в глубоком овраге, поросшем по краям непролазными зарослями бузины, усыпанной красными каплями ягод, и уже начинающего желтеть орешника. Размытый дождями склон оврага с глинистыми обнажениями и нависшими длинными, извивающимися, как коричневые змеи, тонкими корнями деревьев образовывал правильный полукруг. Вот здесь, в самой низине, на песчаном и почти плоском, в пучках ярко-зеленой осоки берегу небольшого ручья, группками расселись матросы, разложив немудреные припасы.

Ирма сидела в сторонке, в том месте, где крутые склоны оврага сходились особенно близко, на поваленной через ручей сосне, у самого ее комля, опершись спиной на корявые, с остатками земли и дерна корни. Она обхватила руками колени и задумчиво смотрела в мутную воду, кое-где покрытую клочками грязно-коричневой пены. Чемоданчик и рюкзак лежали рядом. Ирма подняла голову, заправила сзади волосы под берет, легко соскользнула с чешуйчатого, как чеканная медь, ствола и направилась к сидящему под склоном на куче мягкого можжевелового лапника Ольштынскому. Услышав скрип гравия под ее ногами, командир поднял голову от лежащего у него на коленях листа бумаги, на котором боцман начертил план окрестности, и, улыбнувшись, вопросительно посмотрел на нее.

— Мне нужно поговорить с тобой по очень важному делу, — сказала она, — желательно без всяких свидетелей.

— Поблизости никого нет, говори, — он подвинулся и указал ей место рядом с собой. — Садись.

Ирма села, подтянула к груди колени и обхватила их руками.

— Мне нужно идти в Кайпилс, — тихо сказала она.

— Что, что? В Кайпилс? Это еще зачем? — Ольштынский резко повернулся к ней.

— Так нужно. Я не хотела говорить тебе раньше, но дело в том, что вступает в силу второй запасной вариант. Если по каким-либо причинам я окажусь на берегу, я обязана выполнить другое задание.