утайки, с забитым волчонком Эдди, и ещё со многими хотел бы он перекинуться хоть парой слов. На встречи времени уже не оставалось, но было достаточно, чтоб вспомнить о них, о разговорах, о потасовках, о приключениях. Да мало ли о чём…

И он вспоминал, с блаженным чувством ощущая, как его душа прощается с ними со всеми, прощается беспечально и светло, быть может, в надежде на новую встречу. Конечно, это не по правилам, но плевать ему на правила. Он всегда делал только то, что хотел. Или почти всегда.

Он смотрел на белую стену. Это был лучший способ увидеть новую картину. Пустота требует заполнения. Его мечты, желания, просто настроение всегда выплескивались видением на этот белоснежный экран. А теперь ему хотелось когда-нибудь вернуться. Хотелось так сильно, что он поверил в то, что вернётся. И внезапная вспышка озарила то, что подходило под настроение именно сейчас. Да! Именно так и нужно проститься с ними…

Соскочив с подоконника, он вышел из комнаты и по анфиладе сияющих дневным светом комнат и залов прошёл в студию. Развернув кресло перед монитором, он быстро застучал по клавишам, потом настроил объектив ментоскопа и, откинувшись в кресле, закрыл глаза. Мягкая голубизна переливалась перед его глазами, и он погружался в её прохладную чистоту, отыскивая всё новые и новые оттенки, заставляя её дышать, нежиться, светиться. Чем дальше он уходил в её глубину, тем более великолепные дали открывались ему, душа его пела от восторга, и чем громче она пела, тем богаче становилась палитра оттенков, тем чище и глубже они сияли. Ему казалось, что ещё никогда он не достигал такого совершенства цвета. Но в следующий момент он ощутил тревогу. Мгновенно нажав фиксирующую клавишу, он переключился на другой уровень сознания.

Кусирата подозрительно копошился в своей клетке. Заглянув туда, Фарги едва не покрылся холодным потом. Ладони, по крайней мере, вспотели. Быстро поднявшись, он выскочил из студии и помчался в спальню. Браслет боевого щита всё ещё лежал на тумбочке возле кровати. Натянув его на руку, он привычным движением распустил «оперение» и, развернув диск, поймал им луч света от небольшого ночника, горевшего здесь, скорее, по его прихоти, чем по необходимости. Световой зайчик, маленький, слабый и рыжеватый прыгнул ему в глаза и тут же распахнулся роскошным веером огненного зарева. Ещё мгновение, и Фарги почувствовал себя стоящим на пульсирующей поверхности внутри кокона. Щит был в его руке. Он шагнул к Кусирате, занятому своими приготовлениями. Легко развернувшись вокруг своей оси, Фарги ударил демона по тёмному кожистому затылку. Из глубокой раны тут же брызнула чёрная кровь, но её края тут же сомкнулись, не оставив и следа от удара.

Кусирата с рёвом обернулся, и огромная толстая лапа с когтями просвистела в наэлектризованном пространстве. Отклонившись в сторону, Фарги нанёс стремительный удар. Конечность отлетела в сторону, но тут же попыталась вцепиться ему в ногу, в то время как на её месте уже отросла новая. Скривив губы в холодной усмешке, Фарги шевельнул пальцами свободной руки, ощутив на них знакомое жжение, и, не глядя, швырнул огненную стрелу в отрубленную лапу, одновременно отражая новый удар щитом. Кусирата навалился на него всей мощью своего огромного тела, но Фарги выскользнул из-под него и зубцами распорол ему бок. Захрипев, демон развернулся, и это было его ошибкой. Молнией метнувшись мимо него, Фарги подлетел к светящейся пентаграмме и смерчем закружился по ней. Кусирата взвыл и ринулся к нему, но стремительно свистящий щит не давал ему приблизиться. Демону оставалось с неистовой злобой взирать, как голубой со звёздными вкраплениями столб закручивающейся в узкую воронку энергии уничтожает его работу. Пентаграмма гасла и исчезала на глазах, словно этот сияющий смерч вытягивал из неё магическую энергию. Так оно и было, потому что Кусирата чувствовал, как его силы уходят. Наконец он с яростным воем повалился на обжигающую поверхность кокона и затих. А смерч постепенно вытянулся и умчался ввысь.

Фарги глубоко вздохнул и открыл глаза. «Большой, а глупый… — устало подумал он. — И к тому же поддаётся внушению. Или, может, отупел от долгого бездействия?» Он лежал на постели, вконец обессиливший. Ледяные руки не чувствовали прикосновений. Он даже не был уверен, что не выронил браслет. С трудом приподнявшись, он взглянул на ладонь. Браслет был на месте. Тяжело встав, Фарги вышел. Оружие нужно было запереть в хранилище. Кстати, это ещё одна гарантия его возвращения. Пока он ходил туда, усталость потихоньку схлынула. Что-что, а быстро восстанавливаться он всегда умел.

Подойдя к компьютеру в студии, он посмотрел на экран и улыбнулся. Этот нежно-голубой фон действительно был шедевром. Сев за рабочий терминал, он какое-то время любовался нежным свечением прозрачной лазури, а потом его пальцы снова заплясали по клавишам, подбирая гамму сочного вороного цвета. Он нашёл то, что нужно, и успел оформить обрамление центральной фигуры. Его рука потянулась к планшету ментоскопа и замерла. Он сразу заметил перемену в освещении, он же был художником. Подняв голову, он какое-то время смотрел на алый луч рассвета, скользнувший в окно. «Вот и всё, — шепнуло ему что-то внутри. — Пора…»

Он выключил компьютер, аккуратно поставил на место кресло и последний раз огляделся по сторонам. Здесь всё было в порядке. Он вышел и направился к выходу на террасу. Взгляд его то и дело задерживался на картинах, на каких-то вещах, и стремительно всплывающие в памяти воспоминания сменяли одно другое. Какой-то отчаянный протест вспыхнул и опал в душе.

Он вышел в сад и остановился на небольшой лужайке. Вокруг пели птицы и покачивались от ветерка бутоны цветов. Он чувствовал прохладу утра, ароматы растений, видел росу на траве. Утро было ясным и спокойным. Оно было поистине чудесным. Фарги, не мигая, смотрел на поднимающееся солнце, чувствуя, как вливается в него свежесть этого утра, первое тепло лучей, птичий щебет. Он медленно вдыхал, втягивая в себя через поры кожи энергию небес и силы земли, этой огромной планеты с почти неистраченным положительным потенциалом. Он старался слиться с этим миром, прочувствовать его до конца. И ощутить свет. Не тепло, не раздражающую роговицу глаз яркость, а именно свет, звёздную энергию, реальную и упругую. Он развёл руки и развернул ладони к встающему светилу. Вскоре мягкая тяжесть легла на них, и он узнал это сопротивление супервещества. Снова вдохнув, он прикрыл глаза и вывел первую протяжную ноту древнего заклинания. Она зазвучала в тишине, и он заметил, как смолкли птицы, стих лёгкий ветер в ветвях