– Лучше честная нищета, чем проклятый достаток.

– Ратигай! – вскрикнула она отчаянно, чувствуя, как всерушится, твердый пол уходит из-под ног, а ее расчеты, вроде бы полностьюсбывшиеся, вдруг привели к неожиданному и страшному концу. – Но что будетсо мной?.. Это я, твоя мать, что кормила тебя грудью, держала тебя за ручки,когда ты делал первый шажок!.. Что ты оставишь мне?

Он оглянулся с порога, в запавших глазах сверкнуло страшноебагровое пламя:

– Тебе?.. Тебе оставлю свое проклятие! И да сбудетсяоно. За то, что нашептала мне убить отца.

Вечером Владимир долго смотрел на залитый кровью зловещийнебосвод. Солнце спряталось за тучами, те горели темно-багровым. От них падалина землю пурпурные лучи, заливали землю дымящейся кровью. Страшное обещалось наземле, в воздухе дрожало нечто, туго натянутое, как тетива на крепком луке. Отдвери донесся едва слышный вздох. По ту сторону должны дремать двое, но, судяпо возне и сопению, стражей тоже гнетет ночь, что должна кончиться грозой.

– Какая гроза, – сказал он вслух, – не сметет лиздесь все?

Почудился далекий крик, словно за тридевять земель вскрикнулсмертельно раненный человек. Владимир отшатнулся от окна. По горнице полыхнулокрасным, как будто вдоль терема метнулась гигантская красная летучая мышь.

Крик повторился, теперь уже близко, словно кричавшийпринимал смертную муку на берегу Днепра. Владимир нащупал рукоять меча, онрасставался с ним только в постели, да и то ставил у изголовья, напрягся,вслушиваясь в шорохи, хрипы, дыхание стражей, чувствуя даже запахи от ихнемытых ног.

В третий раз крик прозвучал совсем рядом, словнокричавший выбил дверь терема. Тут же донеслись другие голоса, встревоженные,испуганные. Владимир выдернул меч, рывком распахнул дверь, отшатнулся на случайудара в лицо, но увидел лишь спины убегающих стражей.

Оба дружинника устремились в полутьму, там лестница снизу,кого-то подхватили, а Владимир, набегая, ахнул: в их руках обвисал залитый кровью…Белоян. На голове была страшная рана, череп раскроен, один глаз вытек, на шее игруди глубокие раны. Увидев бегущего к нему князя, он прохрипел с усилием:

– Берегись…

– Чем тебя лечить? – выкрикнул Владимир.

– Бере…гись, – повторил с усилием Белоян, – тех…двух дюжин…

Владимир, не слушая, кивком отправил одного подниматьтревогу и тащить сюда лекарей, со вторым опустил Белояна бережно на пол, таккровь хлещет меньше, проживет дольше и успеет сказать больше. Из пастиструилась кровь, красная и густая, как человеческая, только громадные клыкиторчали грозно, по-звериному.

Белоян прошептал:

– Мне уже ничем… Но я все-таки прорвал их Круг Огня… и сжегих сам… Но не сумел догнать воинов…

– Не сдавайся! – заорал Владимир, не слушая. – Тыже волхв! Закрой свои раны! Залечи себя!

Пасть верховного волхва двигалась все медленнее, а кровьвытекала совсем жиденькой струйкой, уже не красная, а так, сукровица.

– Они думали, я обессилел, сотворив жука-церковь… Дурни!..Я сумел отыскать настоящего жука… а заманить его не составило труда…Наелся и улетел… Эти жуки могут принимать любую личину… У меня силыостались для схватки, и когда они явились… От них пепел, но тех, простых… недогнал…

– Как тебя лечить? – крикнул Владимир бешено.

– Не… могу, – прошептали застывающие губы. –Я все силы… отдал… К тому же… яд… в ранах…

Владимир поддерживал голову Белояна, из груди волхва рвалисьхрипы, там рокотало и лопалось, лицо исказила судорога, изо рта хлынула алаяструйка. На глазах потрясенных и онемевших в беспомощности Владимира идружинников алая струйка стала черной как деготь.

Внезапно загрохотало. Воздух колыхнулся, князя мягкотолкнуло в спину. Кто-то ахнул. Он затравленно оглянулся. На том конце палатыпузырем вздулась стена, раскалилась, от нее пахнуло жаром. Пузырь все раздувался,стал полупрозрачным, а в нем, словно за грязной пленкой, смутно виднеласьчеловеческая фигура.

– Колдовство! – вскрикнул кто-то.

– Берегите князя!

– Обереги! Обереги тащи!

Сильные руки ухватили Владимира за плечи, он зло стряхнул, втот же миг пузырь мокро лопнул. Разлетелись рваные клочья, а в палату ворваласьрослая женщина с непокрытой головой. Ее огненные волосы были перехвачены на лбушироким золотым обручем с зеленым камнем с крупный орех. Глаза сразу отыскалираспростертого Белояна. Вскрикнув, метнулась через палату так стремительно, чтодружинники все еще смотрели на пустое место, где она только что была, а женщинаочутилась рядом с Владимиром, упала возле Белояна на колени.

Огромные зеленые, как камень на лбу, глаза не отры­вались отперекошенной морды Белояна. Лицо ее было смертельно бледным.

– Поднимите ему голову, – велела она сорванным голосом.

Грудь ее часто вздымалась, в глазах был дикий страх,а губы дрожали, будто по ним били пальцем. Владимир повернул голову волхвалицом к потолку.

Ее тонкие, но явно сильные пальцы сорвали с пояса чернуюбаклажку. Владимир сунул пальцы в рот волхва, дернул нижнюю челюсть. Женщинаперевернула над раскрытым ртом баклажку. Тоненькая струйка черной жидкостипопала на черную кровь, взвился дымок, Владимир задержал дыхание, черная кровьпревращалась в красную!

Белояна затрясло, Владимир обхватил могучими руками и держализо всех сил. Женщина вытрясла последние капли, баклажка выпала из ее пальцев.Она смотрела не отрываясь, как по медвежьей морде пробежала судорога, губызадергались. Пустая глазница вздулась под тонкой кожей. С огромным усилиемприподнялись веки. В потолок уставились оба глаза, все еще налитые кровью,но все-таки оба целые. Грудь шумно приподнялась, он выдохнул, выталкивая изсердца смерть. Глаза медленно очистились.

– Ты… – прохрипело в горле.

Закашлялся, изо рта вылетел сгусток крови. Владимир все ещене дышал, страшась поверить в чудо. Женщина поднялась с колен, теперь онавыглядела суровой и надменной. Красивое лицо стало неподвижным.

– Неделю на липовом меде, – бросила она Владимиру.

Он кивнул, уже догадавшись, кто перед ним. Она поняла по еговспыхнувшим глазам, что князь уже все понял. Догадались и дружинники.Задвигались, вытащили мечи, у некоторых в руках заблистали топоры.

Белоян прохрипел с натугой:

– Дура… Что ты наделала…

Владимир сказал успокаивающе:

– Лежи-лежи. Неделю на липовом меде?.. Повезло ж дурню.У пчел не только мед, но и жала… А что она наделала?

– Дура, – повторил Белоян слабеющим голосом. – Толькоу нее была мертвая вода… Больше ни у кого на свете… Ею можно было любого…оживить ли, вернуть ли молодость… Дура…