Кажется, она была полностью здорова, цела, и ей нравилось, как Севил гладила её за ушком.

Остальные стояли со своими вещами возле стадиона и тихо переговаривались. Все они сильно устали, адреналин наконец отступил, и на смену ему пришло изнеможение. Азарт в моей же крови продолжал кипеть, так что я не чувствовал себя утомленным. Я жаждал действий.

И я действовал.

Свои собственные вещи я собрал заранее. Мой рюкзак и чемодан, с которыми я приехал на этот остров, стояли рядом. Я забрался на камень у входа на стадион и вскинул руки.

– Сейчас мы отправимся в убежище, которое я приготовил специально для вас, ребята. Где Совы нас не найдут. Где нас не найдёт никто, – я выдержал паузу, пока все замолчат. Они затихли. – Хочу сказать вам всем простое спасибо. Спасибо, что не предали. Спасибо, что помогли. Спасибо, что смогли за себя постоять.

Кто-то устало улыбнулся. Аарон стоял мрачный, как туча. Начинало рассветать.

– Мы воспевали смерть, и теперь у нас отняли даже её.

Я замолчал и спустился вниз.

Они прокричали в ответ:

– Смерти нет!

Я улыбнулся и сосредоточил все свои силы в одной точке. Почувствовал, как из носа течёт кровь. Портал надо было создать мощный, глубокий и долго держащийся. Уходить надо было поскорее, пока Совы не поняли, что с учителями что-то не так.

Директора Дэмиан уже перенёс в тюрьму, чтобы он не мешался здесь, обезвоженный под действием ящика Пандоры. Когда он вернулся, Бенджамин Преображенский и Куин-младший прошли в чёрный портал, образовавшийся под моими пальцами, первыми, ведя за собой остальных.

Я почувствовал, как ускользают силы. Словно Август вытягивал их из меня своим вампиризмом, но это был не он – это была моя тьма, пожирающая энергию жизни.

Все тащили за собой оружие и вещи – спортивные сумки, мешки, рюкзаки, чемоданы. Я закрыл глаза, думая только о тьме и о том, куда она должна их всех привести.

К убежищу.

Тьма продолжала высасывать мою энергию. Но я должен был выдержать это. После всего – я выдержу.

И я знал, что смогу.

Когда последний ученик прошёл внутрь, я уменьшил портал до собственных размеров и проскочил во тьму.

Теряясь, я постарался найти нужный выход, куда звал меня мрак, и пробраться к нему. Колени подкашивались, меня тошнило.

Как только увидел свет, я почувствовал, что не могу более держать глаза открытыми.

Я разглядел Аляску и Дэмиана, которые указывали остальным, куда идти и что делать, и как они обернулись ко мне. Губы Винфелла изогнулись в ужасе, он побледнел.

Я, наверное, тоже был бледен.

Поморщившись, я вырубился.

Волк

Я умер в седьмой раз.

Удивительно, но я ожидал, что почувствую нечто большее. Просто смогу почувствовать больше вместе с этой смертью.

Смогу ощутить ценность жизни. Увидеть красоту ночного неба. Разглядеть лицо врага, искажённое болью и испугом.

Боязнью самого себя.

В его глазах явно читалось это. Таких тёмных глазах на невероятно светлом лице.

Почему?

Я посмотрел в стену и улыбнулся. Эндрю осмотрел рану на моей груди. Крест. Он остался после этой смерти. Настоящий шрам. Не жалкие веснушки, как после убийства в нереальности. Это было воспоминание об истинной боли и истинной потере.

Проблема в том, что больно мне не было.

Удивительно, как только две смерти могут отличаться друг от друга. Одна – всего лишь дружеское подтрунивание, вызов и спор, мимолётное мгновение беспечного юношества. И вторая – эта. Душераздирающий пыл нового врага и его блеск в глазах цвета хаоса, в которых отражалась моя смерть.

Куин-старший молча отстранился. Казалось, он почти не дышал.

– Все, кто был мне дорог, теперь носят шрамы, – его голос прогрохотал в маленькой комнатушке, где нас заперли. Мы сидели на каменной скамье, которая раньше служила постелью местным жильцам. Выглядела она невероятно уныло и жалко.

Я потянулся за джемпером и надел его. Впрочем, в этом не было смысла – теперь я вряд ли смогу это носить. Он был исполосован тьмой и посерел, как будто я разжигал им костёр.

Тьма Олеана действовала странно.

Эндрю начал было снимать свою кофту, но я его остановил.

– Не надо, – похлопал я друга по спине. – Здесь и так не жарко, а без свитера тебе станет ещё хуже.

Я замолчал и добавил тише:

– Хватит с тебя холода.

Он секунду смотрел на меня, опустив руки, а потом поднял их к лицу и закрылся ладонями.

– Этот мир… этот жестокий, тёмный мир.

Я отвернулся, возвращаясь к разглядыванию потрескавшейся и облупленной стены.

Эндрю трясся, и я представлял, что сейчас творится в его голове.

Как черви и птицы пожирают его сознание, как топчутся слоны внутри его тела, заставляя перед его взором всё дрожать и расплываться.

Дрожать и расплываться. Дрожать и расплываться. Дрожать…

Задрожала дверь.

Бледные пальцы показались под тёмными рукавами. Сбоку от их обладателя стоял Веймин Мэй, ответственный за охрану пленников.

Олеандр приспустил капюшон. Я не знал, сколько времени уже прошло, но, кажется, я не видел его вечность. Был готов не видеть и другую.

Он возвышался над нами, как отец возвышается над провинившимся ребёнком. Ходил в своих ботинках, которые действительно увеличивали рост, но превосходство достигалось не этим. Я чувствовал его в ауре и в выдержке. Искусанные губы соседа не изгибались в усмешке, как обычно. После того как он ослепил меня своим покровительственным взглядом, я смог увидеть на его лице мимолётную тень. Тень сожаления.

Он прикрыл за собой дверь, кивнув Веймину.

На случай, если мы набросимся на него? На случай, если мы – я и Эндрю, посмеем поднять на него руку?

О, мы не посмеем. О, мы не имеем права.

Он посмотрел на Куина-старшего, но, уловив его разочарование, перевёл взгляд на меня.

Тёмный плащ его казался предзнаменованием очередной смерти.

Я улыбнулся, пытаясь перестать горбиться. Не выходило. Тогда я облокотился о стену и наклонил голову, разглядывая предводителя с другого ракурса.

– Хэллебор.

Не слышу отвращения. Где оно? Куда оно исчезло? Я ведь был мусором. Я ведь должен был сгнить. Сгнить. Стать травой, по которой ходит Олеандр. Стать грязью на его ботинках.

– На.

Он бросает мне два яблока. Одно для Эндрю. Я только шире улыбаюсь, чувствуя, как от этой улыбки готово треснуть лицо.