Итак, раздумывал я, президент Франции призвал отложитьвоенное вторжение для того, чтобы сперва послать в Россию комиссию по правамчеловека, все изучить, исследовать. Дело очень серьезное, чтобы решать его наосновании неполных данных… К его призыву присоединилась Германии. Канцлерзаявил, что без всестороннего анализа ситуации нельзя делать выводы. И уж темболее нельзя посылать войска.

Я спросил настороженно:

– Что это он? Все же ясно. Мы не скрываем, что и зачемсделано.

Карашахин сказал сочувствующе:

– Господин президент, вы очень устали. Но кофе большене дам. Можете рубить мне голову, но я велел сегодня больше не приносить.

Я с силой потер ладонями виски. Кровь слегка прилила кголове, я буркнул:

– Да, мозги совсем отказывают. У них же подобныепроблемы с алжирцами. А в Германии – с турками и курдами.

– Вот-вот, – сказал Карашахин. – Они наспонимают, втайне сочувствуют, хотя и понимают, что в Германии не удастся воттак «по-русски». Они хотели бы спустить этот вопрос на тормозах, для того итребуют многочисленных комиссий, чтобы затянуть как можно дольше.

Павлов стоял в приемной, Ксения постукивала двумя пальцамипо клаве, а Павлов лениво скользил взглядом по большому экрану над ее головой.Там мечется уйма народа во всякого рода экзотических спецодеждах, милицияоттесняет толпы зевак, три милицейские машины перекрыли въезд между домами, двесанитарные машины перед подъездом, зачем-то две пожарные с выдвинутымилестницами, шум, вопли…

Сердце мое тревожно сжалось, в боку сразу остро закололо.

– Что там? – спросил я в тревоге.

Павлов оглянулся, брови высоко вздернуты.

– Да просто… Господин президент, что вы так сбледнули?Обыкновенный несчастный случай…

Ксения подняла голову, в глазах блистали слезы.

– Обыкновенный? А если из-за любви?

Павлов сказал саркастически:

– О, это решает все! И даже то, что половину городаподняли на ноги. И что милиция не ловит ворье, а ограждает место падения, врачине едут по вызовам к действительно больным, а занимаются хрен знает чем, апожарные примчались сюда в надежде снять дуру, что стояла на подоконникедвенадцатого этажа около часа! Пришлось даже дорогу перекрыть…

Ксения посмотрела на меня с надеждой. Я стиснул челюсти,сердце продолжало сжиматься, зато боль в боку чуть отпустила. Да что за хрень,мелькнула тоскливая мысль. Мы не настолько мудры, чтобы поправлять природу.Ежеминутно выпускает на свет сотни тысяч человек, что созданы ею по тем жезаконам, что и остальные мухи, рыбы, птицы, зайцы, олени. Выпускает с разнымиотклонениями, чтобы для одних эти изменения были как раз, а для других – в лом.Одни должны выжить и дать потомство, а менее живучие – в топку. На этом весьмир, а человек сдуру взялся спасать всех уродов, всех больных, идиотов,сумасшедших неврастеников… И что же? Да, численность населения резко возросла ивсе еще возрастает. Но из-за того, что эти спасенные тоже дают потомство, ужедве трети населения – мусор, загрязняющий вид.

– Человек, – ответил я с запинкой, – имеетправо распоряжаться своей жизнью. Чужими – не имеет, а своей – да. И отвечаеттолько перед совестью, как говорили раньше, или перед Богом, как говорятсейчас. А всех этих идиотов, примчавшихся ее спасать… надо бы выпороть, если быхоть понимали, что делают. А то им велело примчаться, бросая действительноважные дела, общественное мнение фашиствующего демократа. Боюсь, с этой дурьюнам справиться будет еще труднее, чем с Юсой. Глеб Борисович, какие новости?

Он покосился на Ксению, я указал взглядом на приоткрытуюдверь. Он прошел первым, кресло мягко подалось под его объемистым весом.

Я сел напротив.

– В американском конгрессе дикий вой, – сообщилон. – Требуют наши головы. Политики рвут и мечут, им нужно от президентанемедленное вмешательство в дела России. Самые умеренные настаивают на высадкеюсовских войск, а сенатор Берч договорился до вот прямощасного ядерного ударапо Москве. Мол, пока зараза там, в дикой России…

Я кивнул, Берч лишь зарабатывает популярность средиультранационалистов, рейтинг у него невысок.

– Давление…

– Что? – переспросил он.

– Пока только давление. Стандартная фаза. Сперванедоумение, недовольство, затем неясные угрозы, давление, ноты протеста, азатем уже и высадка юсовцев…

– Похоже, – сказал он осторожно, – некоторыеиз промежуточных фаз будут пропущены.

– А остальные сократят, – согласился я. –Слишком уж у нас все для них неожиданно. А для их стабильного и загнивающегомира любая неожиданность к худу. И, конечно же, угрожает их интересам. СенатораДжонсона уже объявили коммунистом?

– Нет, – ответил Павлов бесстрастно, ничуть неудивившись, – однако в газетах уже муссируется слух, что он был не топодкуплен Москвой, не то уже давно передавал русским секретные сведения. Этопрозрачные намеки на некоторые серьезные промахи в их политике. Дескать, не мыдураки, а русские помешали. Есть еще намеки, что он был психопомешанным.

– Только намеки?

– Да, ведь он не состоял на учете, не пользовалсяуслугами психоаналитиков, как большинство юсовцев. До того дня он был образцомпсихически здорового, здравомыслящего политика.

Он посматривал с любопытством, во взгляде смесьпокровительства, как профессионала к дилетанту, и в то же время почтительноенепонимание, как это я, такой записной демократ, вдруг да принял план «Сулла»,взялся выкорчевывать заразу из общества, выдергивать болезненные занозы.

– Судя по его заявлению, – заметил я, – онпсихически здоров и жаждал, чтобы США оставались страной здоровых людей.

– Кстати, – сказал Павлов, – он, как и вы,профессор физического факультета. И тоже универа, только Хьюстонского. Внуковпослать туда учиться, что ли?

– В МГУ ближе, – ответил я. В районе желудкасжалось. – Сколько от подобных угроз до реальной высадки?

Он задумался, сказал осторожно:

– Аналогов нет, можно только на примере Косово, Ирака,Сомали, Судана… но там другие условия. Сейчас же, боюсь, сроки сильносократятся. Они готовы высадиться через месяц, но этого не произойдет, пока неподавлены наши средства ПВО.

– А со стороны Европы?

Он кивнул:

– Да, это реальнее. Могут двинуть войска с территорииГермании. У них там дивизия быстрого развертывания, десантные части, десятоктанковых дивизий. Но чтобы это сделать, им надо все-таки получить одобрениеконгресса.

Я сказал тоскливо:

– Чего этому Джонсону было не забрести в конгресс? Итам бы наделал шороху…