– Безымянной, – отозвался Яр. – Охотницей, кто полонила в себе Зимнего Волка и спасла племя от Мора.

Он много раз слышал веды про старую Волчицу, чья геройская кровь текла в его жилах. Без подвига Безымянной, племя могло погибнуть в Эпоху Мора. Больше всего на свете Яр жаждал заполучить Пера, но не смел прикоснуться к винтовке, столь трепетно оберегаемой матерью.

– Ты отдаёшь её? – с трудом сдерживал он нетерпение. Внутри клокотали самые жаркие чувства: любовь к Белой Волчице, ненависть к подлецу Сиверу, суровость предсказанной ему доли. В порыве чувств Яр вытащил лазурный платок и начал наматывать его на руку с цепью.

– Повторяй за мной слово в слово. Без обращения к Громовержцу метко не выстрелишь, – приказала мать и закрыла глаза.

– Перуне! Вми призывающему Тя, Славен и Триславен буди!

Яр повторил за ней.

– Меч своей Силы на врази Яви!

На этот раз он пробормотал несколько тише. Матери показалось, что его голос и дыхание приблизились, но она не открыла глаз и не нарушила таинства.

– Оберегавший все Веси Сварожьи, прави над всеми Сын Сварога!

Яр не откликнулся. Вздох-другой мать ждала. Когда же всё-таки решилась взглянуть на него, Яр крепко её поцеловал. Она отстранилась всем телом назад, Яр продолжал целовать её и тянуться. Мать с размаху ударила его ладонью, на лице вспыхнул след от руки.

– Ты чего делаешь, щенок! – задохнулась она и вытерла губы запястьем.

После удара Яр отшатнулся, но продолжал улыбаться как ошалелый.

– У тебя такие же очи, как у неё, но уста разные.

Он крепче стиснул лазурный платок.

– Прочь! – завопила она, вскакивая со своего места. – Прочь, вымесок, прочь!

Яр тяжело засопел и выбежал вон из норы.

Мать было кинулась за ним, но так и застыла на месте. Спину будто обжёг злобный взгляд. Тьма возле выхода перетекла за порог, не испугавшись света кострища. Влада развернулась на месте и увидела за очагом тени. Угли подсвечивали мертвенно-бледные лица и полные обвинения глаза. Девять усопших смотрели на неё сквозь багряное зарево. Один раскрыл рот, из него потекла мутная жижа. Доски логова с гнилым скрипом прогнулись, стены заросли алыми рунами, винтовка со звоном грохнулась об пол.

– Поди ко мне, ведьма. Долу! – провыл чужой голос девятью мёртвыми ртами, и тьма накрыла ведунью.

*************

– Помилуй меня, Господи, и не дай мне погибнуть! Помилуй меня, Господи, ибо немощна есмь! Посрами, Господи, борющего меня беса! – со слезами бормотала Дашутка, стоя на коленях перед иконами в полутёмной светлице. Тамара спряталась за приоткрытой на одну ладонь дверью и приглядывала за ней. Дарья пришла в себя поздним вечером и с тех пор не переставала молиться, не пила и не ела. Няня не видела чудища, но гниющий как падаль Зверь шаг за шагом подкрадывался из угла, лишь только молитва Дашутки стихала.

– Господи! Я Твой сосуд: наполни меня дарованиями Духа Твоего Святого, без Тебя я пуста всякого блага, или паче полна всякого греха. Господи! Я корабль Твой: исполни меня грузом добрых дел… Господи! Я ковчег Твой: исполни его не прелестью сребролюбия и сластей, а любовию к Тебе и к образу Твоему – человеку! – громче воскликнула Дарья, увидев, что ночь чёрной смолянистой волной вливается в её комнату сквозь окно, гасит огонёк на лампадке и очерняет рукописные образы. Тамара глядела, как она отчаянно молится и не видела ужасов, которые видела Дарья.

– Хоть бы водицы попила, милая, – донёсся искривлённый голос. Дарья испуганно обернулась, но увидела в дверях не Тамару, а незнакомую женщину с младенцем возле груди. С одежд незнакомки стекала тухлая жижа, лицо раздулось и посерело.

– О, Господи, Иисусе Христе! – завопила Дарья. – Не отврати лица Твоего от рабы Твоей, и уклонися гневом: помощник мне буди, не отринь меня и не оставь меня!

– Поди ко мне, ведьма. Долу! – провыл чей то-голос, и она закашлялась от хлынувшей из ноздрей крови.

*************

– Ежели реку переплывёшь, так стану тебе женою, – сверкнула Влада глазами. Охотник поглядел на воду бурлящей весенней реки. Он ничего не боялся, иначе бы не просил залога у про́клятой. Спустившись к ощетинившемуся сухим камышом берегу, он скинул куртку и сапоги, расправил широкие плечи и оглянулся. Шестнадцатизимняя Влада была свежа и красива, как зимний рассвет. Она обещала охотнику больше, чем просто руку и сердце. Когда поднялась стая брызг и он исчез под водой, она осталась на берегу в одиночестве и с замиранием следила, сработает ли её проклятие снова?

*************

Волчица скребла когтями, визжала, старалась выпрыгнуть из земляной ямы, но в белую шкуру вцепились ледяные пальцы покойников и стягивали её в мутную жижу. Люди со слепыми глазами, заляпанными землёй ртами и со сморщенной от воды кожей выныривали за ней и пытались уволочь за собой. Смертельный ужас толкал Владу бороться. Утопленники стенали хором женских, детских, мужских голосов, вопили об утраченной жизни, захлёбывались, причитали, что они не виновны! Руки утопленников тянули Владу к себе с такой отчаянной силой, будто убив её сами могли освободиться.

Влада не собиралась нырять с ними в Пекло: не в колдовских мороках она оборвёт кошт, не в холодной ямине сгинет от рук вздувшихся трупов.

Упёршись задними лапами в тела утопленников, она выскочила из земляной ямы. Передние лапы заскользили по краю. В чёрную воду шлёпнулись комья грязи. Влада почти поднялась, как вдруг перед ней вырос юноша с проломленным черепом. Он