ягод, потом еще одну. Ягоды растворяются в сиропообразной жидкости, иссиня-черной, как чернила. Помня совет Нанабожо, я произношу молитву и высыпаю туда остатки ягод.

В другой котелок я наливаю кувшин чистейшей родниковой воды и бросаю туда щепотку лепестков из одной банки и кусочки коры из другой. Все тщательно отобрано в соответствии со своим назначением. Добавляю один длинный корень, горсть листьев и ложку ягод в золотистый чай с розовым оттенком и оставляю его покипеть на медленном огне, а сама сажусь у плиты и жду.

Вьюга воет за окном, ветер стонет в кронах деревьев. Он пришел, идя по моим следам прямо к дому, как я и ожидала. Я кладу сладкую траву в карман, делаю глубокий вдох и открываю дверь. Я боюсь это делать, но еще больше боюсь того, что будет, если я этого не сделаю.

Он нависает надо мной, дикие красные глаза сверкают на его заиндевелом лице. Он показывает свои желтые клыки и тянет ко мне свои костлявые руки. Мои руки дрожат, когда я сую в его окровавленные пальцы чашку обжигающего чая из крушины. Он сразу же залпом выпивает его и начинает выть, требуя еще. Пожираемый болью пустоты, он всегда хочет больше. Он тянет у меня из рук чугунный котел и опустошает его жадными глотками. Сироп из крушины свисает с его подбородка черными сосульками. Отбросив пустой котел в сторону, он снова тянется ко мне, но прежде чем его пальцы успевают обхватить мою шею, он отворачивается от двери и, шатаясь, пятится в снег.

Я вижу, как он содрогается от сильнейших приступов рвоты. Его зловонное дыхание смешивается с вонью испражнений из опорожняемого крушиной кишечника. Маленькая доза крушины действует как легкое слабительное. Сильная доза – как пурген. А целый котел вызывает безудержную рвоту. Но это натура вендиго: он хочет все до последней капли. И сейчас он извергает из себя монеты и угольный шлам, комья опилок из моего леса, сгустки смолы и песка и маленькие птичьи косточки. Он давится сольвейскими мусорными отходами и сгустками нефти. Когда выходит все содержимое желудка, из него начинает сочиться одиночество.

Измученный, он лежит на снегу – зловонная, но все еще опасная туша. Голод снова погонит его заполнять новую пустоту. Я бегу обратно в дом за вторым котелком и ставлю рядом с ним, на подтаявший вокруг него снег. Его глаза остекленели, но я слышу, как урчит его живот, и подношу чашку к его губам. Он отворачивается, как от яда. Чтобы успокоить его, я делаю глоток, да и не он один в этом нуждается. Я чувствую поддержку целебных трав. И тогда он тоже начинает пить, по одному глотку, этот розовато-золотистый чай, состоящий из отвара ивы, гасящей неуемную жажду желаний, и земляники, залечивающей сердечные раны. Вместе с питательным бульоном Трех сестер с добавлением пикантного вкуса дикого лука-порея в его кровь попадает лекарство. От веймутовой сосны в нее проникает стремление к сплоченности; от пеканов – к справедливости; от корней ели – к смирению. Он пьет, наполняясь милосердием гамамелиса, достоинством кедров, благодатью ландышевого дерева. И все это подслащено благодарностью кленов. Нельзя понять, что такое взаимность, пока не узнаешь, что такое дар. Вендиго бессилен перед этим могуществом.

Он откидывает назад голову, оставляя чай недопитым, и закрывает глаза. Остался еще один ингредиент лекарства. Я уже не боюсь. Я сажусь рядом с ним на только что пробившуюся зеленую траву. «Позволь рассказать тебе историю, – говорю я, чувствуя, как тает лед. – Она падала, как семечко клена, вращаясь на осеннем ветру».

Эпилог: возвращая дар

Красное на зеленом. Летний полдень. На фоне лесных зарослей красуются алые бусины малины. У голубой сойки, собирающей ягоды с другой стороны кустарника, клюв в таких же красных пятнах, как на моих пальцах, которые я подношу ко рту не реже, чем к миске. Я тянусь через колючие кусты за свисающей гроздью ягод и там, в пестрой тени, вижу довольную черепаху, которая стоит по колено в опавших плодах и вытягивает шею, чтобы достать еще. Пусть эти ягоды достанутся ей. Земля изобильна, она щедро предлагает нам свои дары, раскидывая их поверх зелени, – землянику, малину, чернику, вишню, смородину, – чтобы мы могли наполнить ими свои миски. Время изобилия – ниибин – так звучит слово «лето» на языке потаватоми, это также время для сбора племени, проведения собраний и ритуалов.

Красное на зеленом. Пледы, расстеленные на траве под деревом, завалены подарками. Баскетбольные мячи и складные зонтики, сплетенные из бисера брелоки для ключей, пакеты с диким рисом. Все выстраиваются в очередь, чтобы выбрать свой подарок, а хозяева, сияя, стоят рядом. Подростков отправляют отнести выбранные предметы старикам, усаженным в круг, которые слишком слабы, чтобы пробираться сквозь толпу. Мегвеч, мегвеч – слова «спасибо» раздаются отовсюду. Передо мной стоит малышка, ошарашенная этим изобилием. Она хватает целую охапку подарков. Мать наклоняется к ней и что-то шепчет на ушко. Та стоит мгновение в нерешительности, а потом выкладывает все обратно, за исключением неоново-желтого водяного пистолета.

А потом мы танцуем. Барабан начинает отстукивать ритм ритуального танца, и мы все образуем круг, стоя в нарядных одеждах, украшенных колышащейся бахромой, покачивающимися перьями, радужными шалями, в футболках и джинсах. Земля резонирует от топота ног, обутых в мокасины. Каждый раз, когда в песне возносится хвала, мы танцуем на месте и поднимаем дары над головами, помахивая ожерельями, корзинами и плюшевыми игрушками и выкрикивая слова благодарности дарам и дарителям. Всех объединяют смех и песни.

Это наш традиционный ритуал раздачи даров – минидевак, древняя церемония, любимая нашим народом и часто проводимая во время ежегодных собраний. Во всем остальном мире, когда люди отмечают какие-то события в жизни, они ожидают подарков в свою честь. У потаватоми все наоборот. Тот, в чью честь устраивают праздник, раздает подарки, выкладывая на плед целые горы даров, чтобы поделиться своей удачей и благодатью со всеми стоящими в кругу.

Зачастую, когда церемония проходит в узком кругу, подарки делают вручную. Иногда все сообщество может трудиться целый год, чтобы смастерить подарки для гостей, которых они даже не знают. Если проходит крупное межплеменное собрание с сотнями людей, то вместо пледа, скорее всего, будет расстелено голубое пластиковое покрытие с выложенными на нем безделушками, купленными на распродаже в «Уолмарте». Что бы тебе ни досталось – черная корзина для угля или прихватка для посуды, – не имеет никакого значения. Этот ритуал раздачи даров – отголосок наших древних учений.

Щедрость –