И Марии почудилось, будто время повернулось вспять, ибозамок на скале был точной копией того рыцарского замка, в котором много летназад ее держали Вайян и Жако. И каменистая дорога вилась узкой лентой – Мариидаже померещилось, что вот-вот из ворот, через ветхий от годов подвесной мостикпрогрохочет колесами громоздкий дормез, запряженный четверкой отощавшихлошадей, которыми правит ошалевшая от собственной смелости русоволосаядевчонка… Она еще улыбалась призраку собственной юности, когда из ворот, прихрамывая,вышел человек, при виде которого Мария мельком, с испугом оглянулась на Жако,как если бы ожидала увидеть не молчаливого великана, а грозного Харона, которыйкаким-то чудом пешком провел ее через Стикс в самое царство мертвых, ибо переднею стоял не кто иной, как Данила.

Пожалуй, Мария за последнее время то ли просто устала, то лиустала удивляться, потому что ей показалось, будто она заранее знала, чтоувидит здесь именно Данилу. Ну конечно, подсказка была в лукавой улыбке Вайяна,в его словах: «Там тебя ждут. Ты встретишь там своих старых знакомых!» И она свосторгом кинулась на шею Даниле, расцеловала его и спросила:

– Как же ты спасся? И почему я не видела тебя в катакомбах?

– Да меня там и не было, – усмехнулся бывший куафер, бывшийкучер Данила. – Когда Жако потащил вас к реке, я очухался, хотел за вамибежать, да меня кто-то схватил, втащил в повозку – и ну погонять! Это был Вайян– он мне сказал, что сам-то старинный приятель ваш, а о вас, мол, болеебеспокоиться нечего, вы все равно что уже спасены. Я бы к вам в тот же деньприбился, да меня Вайян с Ночным Дюком сюда отправил, а вас пообещал к намприслать при первой возможности. Я уж лоб себе отбил, поклоны земныеотвешиваючи, – почти сердито потер лысину Данила. – Господи, говорю, да когдаже ты смилуешься над ней, над страдалицей?! Нельзя же так, говорю, господи?

– Он и смиловался, – улыбнулась Мария, смахивая слезысчастья. – Вот вижу тебя, вот скоро придет корабль, домой поплывем. Смиловалсягосподь, а?

– Только вот что, барышня, – решительно сказал Данила. –Ночной Дюк – он…

– Он здесь? – перебила Мария, и почему-то решительностьспала с Данилы, как верхний лист с капустного кочана.

– Здесь-то здесь, – прошептал он, переглядываясь с Жако. – Ачто, разве Вайян вам ничего не сказал?

– Сказал, что я встречу тебя, а еще кто должен быть?! – снекоторым раздражением воскликнула Мария, которой до смерти надоели всенедомолвки, и это внезапно наступившее молчание, и многозначительныепереглядывания Данилы и Жако, вроде они решали про себя: достойна ли госпожа ихузнать какую-то высшую тайну или недостойна.

Данила покачал головой:

– Хитрец этот Вайян! Так я и знал, что он все мне на плечисвалит!

– Да что – все?! – воскликнула Мария уже вне себя от ярости,и Данила, как бы поняв, что солому жевать далее небезопасно, зачастил, сбиваясьи проглатывая слова:

– Я об том, барышня, что Ночной Дюк – он не простой человек.Ранен был бессчетно, жизни людские спасая, а еще прежде считался и вовсепогибшим.

Данила взглянул на Жако, и тот энергичным одобрением закивалсвоей огромной головой.

– Ну, вот… – Данила набрал побольше воздуху. – Стало быть,все думали, что он погиб. Его бросили в Сену, а он был не убитый, а толькораненый, и добрые люди, рыбаки, его выловили, а был он в беспамятстве, и долгоне мог в себя прийти, и память потерял, а потом решил жене своей неоткрываться, потому что думал, будто она…

– Погоди! – с досадой перебила Мария. – Не части́ так.Что ты врешь? Решил жене своей не открываться? Как он мог решить, если памятьпотерял?

Данила смотрел на нее, вытаращив глаза.

– Экая ж вы, барышня! – вдруг выкрикнул он с обидою. – Сами,что ли, не понимаете? Ну, утратил память, а потом она воротилась. И тогда уж онрешил жене своей… А нет! – вдруг выставил ладонь Данила. – А вот не скажу я вамбольше ничегошеньки, коли вы на меня как на дурака какого-то смотрите! Нисловечка не скажу! Пусть все само собою…

Он не договорил – вверху, на башне замка, ударил выстрел, ивсе трое в тревоге задрали головы. Мария увидела высокую фигуру, котораяпоявилась на вершине башни и замахала руками, указывая на море, куда тотчасвоззрились и все они.

– Корабль! – прошептал Данила. – Лопни мои глаза – корабль!

Жако тер слезящиеся глаза, но напрасно; его широкаяфизиономия имела обескураженное выражение: он ничего не видел.

Мария напряглась так, что у нее лоб заломило, и наконецдосмотрелась: неясная точка, маячившая на горизонте, приобрела очертаниякрошечного кораблика.

Она молитвенно прижала руки к сердцу. «Сокол» прилетел!«Сокол» из России! Неужто к исходу пришли ее беды?

– Бежим скорей в замок! – встрепенулся Жако. – Лодке сигналнадо подать.

– Сюда! Здесь короче! – позвал Данила, и все трое, обдираяруки и ноги о камни и заросли колючего татарника, принялись взбираться покамням к малой пещерке, вырубленной в скале. К изумлению Марии, это оказаласьчасовенка: грубый каменный алтарь, несколько сальных свечей, даже чаша длясвятой воды, в которой Жако торопливо смочил пальцы и заставил Данилу и Мариюсделать то же самое:

– Вы пришли за помощью к Сент-Юзефу, так держитесь какподобает.

Пробежав часовенку, они поочередно прошмыгнули в каменнуюрасщелину. Данила проворно вскочил на отросток скалы. Жако с легкостьюнеобычайной забросил туда же Марию, пыхтя, вскарабкался сам – и Мария ахнула,когда они оказались в одной из зал замка.

– Ваше сиятельство! – крикнул Данила. – Вы видите? Корабль!

– Конечно, вижу! – отозвался откуда-то сверху голос, призвуке которого дрожь прошла у Марии по спине. – Подавайте сигнал огнями!

Данила и Жако убежали, а Мария замерла, не отводя глаз отокна, всем телом, всем существом своим ощущая, что Ночной Дюк стоит позади нее.Совсем близко, так, что, казалось, она слышит неистовое биение его сердца. И немогла заставить себя обернуться.

Догадка – нет, прозрение! – пригвоздило ее к месту, словноcoup de foudre, как любят говорить французы. Вот именно, удар молнии! Внезапныйудар, уничтоживший, испепеливший ее в одно мгновение.