Вот два сияния за день, – подумал Дик, – должно быть, эточто-то вроде доброго предзнаменования. Однако Дик не верил в предзнаменования,ни в плохие, ни в хорошие. То, что он в один день встретил двух людей,способных сиять (хотя обычно попадалось человек пять за год, не больше), моглоне значить ровным счетом ничего. Ощущение, что все решено, ощущение (что все завершилось)которое он не мог точно определить, до сих пор не покинуло его. Оно…

На узкой извилистой дороге бьюик все время пытался вильнутьто в одну, то в другую сторону, так что Холлоранн вел его осторожно, затаивдыхание. Включив еще раз приемник, он услышал голос Ареты, а Арета – этоотлично. С ней он разделил бы герцевский бьюик хоть сейчас.

От очередного порыва ветра машина закачалась и заскользилавбок. Холлоранн выругался и ближе склонился к рулю. Арета допела песню, и опятьзаговорил диск-жокей, он сообщил Холлоранну, что сесть сегодня за руль –отличный способ расстаться с жизнью.

Холлоранн выключил приемник.

Он все-таки добрался до Сайдвиндера, хотя ехал до города отЭстес-Парк четыре с половиной часа. К тому времени, как он выбрался на Нагорноешоссе, полностью стемнело, но буран и не думал ослабевать. Дважды дорогупреграждали сугробы, доходившие бьюику до крыши, так что пришлось остановитьсяи ждать, пока снегоочистители расчистят проезд. К одному сугробуснегоочиститель подъехал по полосе Дика, и гудок опять прозвучал совсем рядом.Шофер ограничился тем, что объехал машину Холлоранна. Он не высунулся, чтобысказать, что думает, просто сделал пару непристойных жестов, знакомых всемамериканцам старше десяти лет, и знаки эти вряд ли означали миролюбие.

Казалось, чем ближе Дик подъезжает к «Оверлуку», тем сильнеечто-то подгоняет его, вынуждая торопиться. Он поймал себя на том, что постояннопоглядывает на часы. Руки Дика как будто бы рвались вперед.

Через десять минут после того, как он свернул на Нагорное,промелькнули два указателя. Свистящий ветер очистил обе надписи от снежнойоболочки, так что их можно было прочесть. Первая гласила:

САЙДВИНДЕР, 10.

Вторая:

В ЗИМНИЕ МЕСЯЦЫ ДОРОГА В 12 МИЛЯХ ВПЕРЕДИ ЗАКРЫТА.

– Лэрри Дэркин, – пробормотал Холлоранн себе под нос. Вприглушенном зеленоватом свете приборного щитка лицо Дика выглядело напряженными утомленным. Было десять минут седьмого. – Лэрри… «Коноко» возле библиотеки.

И тогда на него всей тяжестью обрушился запах апельсинов, ас ним – мысль, мощная, смертоносная, полная ненависти.

(пошел вон отсюда, грязный ниггер, тебя это не касается,ниггер, заворачивай оглобли, разворачивайся или мы тебя прибьем, вздернем насуку, ты, обезьяна черножопая, а потом спалим тело, вот как мы обходимся сниггерами, так что сейчас же поворачивай назад!) В замкнутом пространствемашины взвился крик Холлоранна. Послание пришло к нему не словами, а сериейзагадочных образов, которые впечатывались в сознание с ужасающей силой. Чтобыстереть их, он выпустил руль.

Тут машина врезалась крылом в бордюр, отскочила, наполовинуразвернулась и остановилась, понапрасну крутя задними колесами. Холлоранн резковырубил сцепление, а потом спрятал лицо в ладони. Не то, чтобы он плакал – унего вырывалось прерывистое «ох-хо-хо». Грудь тяжело вздымалась. Он понимал,что, застигни его этот удар на том отрезке дороги, где хоть одна обочинаобрывалась в пропасть, он был бы уже мертв. Может, так и было задумано. И влюбой момент удар мог настичь его снова. Придется защититься. Его обступилакровавая сила безграничной мощи – может быть, памяти. Он тонул в инстинкте.

Дик отнял руки от лица и осторожно открыл глаза. Ничего.Если что-то и пыталось снова испугать его, оно не смогло к нему пробиться. Онотгородился.

И вот такое случилось с мальчуганом? Господи Боже, такоеслучилось с маленьким мальчиком?

Сильней всех прочих образов Дика тревожил чмокающий звук,как будто молотком лупили по толстому ломтю сыра. Что это значило?

(Иисусе, только не малыш. Господи, прошу тебя!) Включив малуюскорость, он одновременно немного прибавил газ. Колеса завертелись, зацепилисьшинами за дорогу, опять завертелись, зацепились еще раз. Бьюик поехал, фарыслабо рассеивали снежные водовороты. Холлоранн взглянул на часы. Уже почтиполовина седьмого. На него нахлынуло ощущение, что уже действительно оченьпоздно.

Венди Торранс в нерешительности стояла посреди спальни иглядела на сына, который мигом уснул.

Полчаса назад шум прекратился. Весь и сразу. Лифт,вечеринка, хлопанье открывающихся и закрывающихся дверей. Вместо того, чтобыпринести облегчение, тишина усилила зародившееся в Венди напряжение; обстановканапоминала зловещее затишье перед последним жестоким порывом бури. Дэнни,однако, задремал почти сразу, сперва мальчик ворочался, но в последние десятьминут сон стал глубже. Даже глядя на сына в упор, Венди с трудом различала, какмедленно поднимается и опускается узенькая грудная клетка малыша.

Она задумалась: когда же мальчик в последний раз проспалночь напролет, без мучительных снов, без долгих периодов бодрствования, когдаловишь звуки пирушки, ставшей слышной – и видной – Венди только в последниедень или два, с тех пор, как «Оверлук» вцепился в их троицу.

(действительно психологический феномен или групповойгипноз?) Венди этого не знала и не считала важным. В любом случае происходящеегрозило им гибелью. Она взглянула на Дэнни и подумала, (слава тебе Господи, онлежит спокойно) что, если не тревожить мальчика, тот сможет проспать весьостаток ночи. При любых талантах он все равно оставался малышом и нуждался вотдыхе.

Джек – вот кто начинал ее тревожить.

Венди скривилась от внезапной боли, отняла руку ото рта иувидела, что сорвала ноготь. А уж ногти она всегда старалась держать в порядке.Они были не настолько длинны, чтобы назвать их когтями, но еще сохраниликрасивую форму и (и что это ты забеспокоилась о ногтях?) Она немножкопосмеялась, но голос дрожал, радости в нем не было. Сперва Джек пересталзавывать и кидаться на дверь. Потом опять началась вечеринка (может, она и непрекращалась? может быть, она время от времени уплывает в немножко другой временнойслой, туда, где мы не должны ее слышать?) а контрапунктом к ней скрежетал ихлопал дверцей лифт. Потом все стихло. В этой новой тишине, когда Дэннизасыпал, Венди вообразила, будто в кухне, почти прямо под ними, слышит тихие,заговорщические голоса. Сперва она отнесла их на счет ветра – тот могимитировать широкий диапазон человеческих голосов, от похожего на шелест бумагишепота умирающего за дверьми и оконными рамами и до оглушительного визга подкарнизами… так в дешевых мелодрамах визжат, убегая от убийцы, женщины. И всеже, оцепенело сидя подле Дэнни, она все больше убеждалась, что этодействительно голоса.