– С едой? – весело поинтересовалась она.

– С едой, – довольным голосом подтвердил Сашечка.

– Сейчас открою. – Она направилась на первый этаж, куда, стуча лапами по деревянной лестнице, уже успел слететь Тяпа. Нажала кнопку домофона, на экране которого высветилось похожее на пучеглазую рыбу Сашечкино лицо в очках. – Заходи, – пригласила она, нажимая клавишу управления замком калитки.

Онуфриенко вошел в дом с деловым видом, что должно было означать – приехал по необходимости, а не целоваться-обниматься по поводу ее возвращения, но вдруг с восторженным воплем «Здравствуй, моя прелесть!» выронил сумку и бухнулся на колени. Александра от неожиданности даже отшатнулась. Щенок же, радостно повизгивая, принялся так самозабвенно лизать гостю лицо, будто встретил горячо любимого родственника, с которым не виделся с прошлой жизни.

– Конфетку, конфетку, – приговаривал Сашечка, одной рукой наглаживая собаку по голове, а другой шаря по карманам куртки. – Щас дам конфетку, – извлек леденец, торопливо сорвал обертку, сначала лизнул сам, а потом протянул щенку, но тот так рьяно клацнул зубами около его пальцев, что Сашечка быстро изменил способ раздачи гостинцев – положил конфетку на ладошку, сложенную лодочкой, и аккуратно причалил ее левым бортом к пристани с острющими зубами. Щенок ткнулся мордой, слизнул леденец, торопливо проглотил, пока кормилец не передумал и не съел сам, и вдруг присел на задние лапы и поднял передние, вмиг превратившись в дрессированную цирковую болонку.

– Как тебе не стыдно, Тяпа? – ахнула Александра. – Кто тебя этому научил? Попрошайка! Марш отсюда!

Щенок даже ухом не повел.

– Да ладно тебе, – вступился Сашечка за нового друга. – Сама знаешь, ко мне все животные льнут. У меня поле хорошее, – сказав это, подхватил клетчатую «челночную» сумку, пришедшую на смену отправленному в отпуск походному рюкзаку, подошел к кухонному столу и принялся, к восторгу Тяпы, выкладывать содержимое: кастрюльку в пакете, сковородку, накрытую крышкой и тоже упакованную в пакет, баночки с майонезом и маринованными огурчиками и еще множество пакетов и пакетиков, явно наполненных едой.

– Значится, так! Это, – Онуфриенко ткнул пальцем в кастрюльку, – рыба.

– Здравствуй, Саша! – все же решила напомнить о правилах приличия Александра. – Рада тебя видеть, – протянула руку.

– Ой! – опомнился он. – И я тоже. Очень рад, – потряс руку хозяйки. – Так вот, – продолжил пояснения, – рыбу я сам замариновал и пожарил. Маринуется, кстати, очень легко – лучок и лимончик вперемешку со слоями рыбы, то есть рыбка – слой маринада, рыбка – слой маринада. Гм-м, – озадаченно посмотрел на сковородку. – А тут у меня что? – приподнял крышку и, похоже, сам обрадовался увиденному. – Ну да, ну да! Это помидоры, зелень, лук, чеснок. Ешь побольше лука и чеснока. В них витамины и защита!

– От вампиров и поклонников? – рассмеялась Александра.

– А то! Только вампир-извращенец или поклонник-идиот рискнет приблизиться к жертве, наевшейся чеснока с луком.

– А почему ты свои антивампирские примочки в сковородке-то принес? – не смогла не поинтересоваться Александра, разглядывая разложенные на столе продукты.

– Вдруг все же на извращенца или идиота нарвешься? – невозмутимо сказал Онуфриенко. – Тогда сковородой по башке – самый верный способ. А еще я тебе баночку меда налил. С Украины прислали, душисты-ый! – похвастался он, открывая крышку и давая понюхать. – Хорош?

– Хорош, – согласилась Александра.

– Чем пахнет?

– Клевером, растущим на лугу возле речки с чистейшей водой, в которой плавают серебристые пескари, за которыми охотятся зубастые щуки, которых пытаются поймать на блесну неугомонные рыболовы, чтобы потом привирать друг другу, широко расставляя руки. Спасибо, Саша, я тебе очень благодарна… – Александра склонила голову.

Онуфриенко довольно заулыбался.

– …что перловку не привез, – добавила она.

– Перловка – пища богов! – немедленно воскликнул Сашечка, подтверждая неизменность своих вкусовых пристрастий. – Поэтому для себя берегу. Попусту не разбазариваю. Ну что, подогреть рыбку-то или сама справишься? Гипс, гляжу, сняла уже? – указал он на кисть руки, обмотанную эластичным бинтом.

Александра кивнула.

– Как в Париж съездила?

– Классно! Набегалась до боли в ногах! – весело сказала она.

– Конечно, ты ведь не статуя какая, чтобы на месте стоять, – небрежно бросил он. – Может, подогреть? – спросил, указывая на еду.

– Спасибо, Саша, я сама, – сказав это, предложила гостю сесть и сама опустилась на стул, пытаясь угадать, про статую он сказал просто так, к слову, или все же… – испытующе посмотрела на Онуфриенко.

– Перстенек у тебя какой необычный! – Он наклонился, чтобы получше разглядеть. – Прямо как книжечка. Сразу видно, старинная работа. Где прикупила?

– Нравится? – Александра довольно улыбнулась.

– А то!

– Подарили, – загадочным тоном, как умеют только женщины, сказала она.

– И кто ж?

– Да, человек один.

– Хороший, видно, человек. Щедрый. – Сашечка взял ее руку и поднес поближе к близоруким глазам. Тяпа, до того спокойно лежавший у ног дорогого гостя, поднялся и, пользуясь случаем, ухитрился лизнуть одновременно и ладонь хозяйки, и щеку Онуфриенко.

– Скупых не держим, – хмыкнула Александра, – которые на всем экономят. Даже на еде, – взглянула выразительно, снова намекая на незабвенную перловку.

– А шо? – с неожиданным одесским акцентом спросил Онуфриенко, сразу сообразив, о чем речь. – Еда как еда, если не быть рабом желудка.

Щенок неожиданно издал одобрительный, почти человеческий стон, намекая, что уж кому-кому, а ему еда всегда в радость.

Открывается книжка-то? – указал он на перстень.

– А что?

– Если книгу невозможно открыть, то зачем она нужна? – пожал он плечами.

– А… на шкатулки это правило не распространяется?

– А ты что ж, шкатулку до сих пор не открыла? – старательно изобразил он недоумение.

– А не ты ли сам сказал, что без ключа открывать нельзя, не то все пропадет?

– Неужто так до сих пор ключ не нашла? – изобразил Сашечка наивное удивление.

– Издеваешься, Онуфриенко?

– Почему это издеваюсь? – хитро улыбнулся он. – Зачем тому искать ключ, у кого ключ в руке? Точнее, на руке. Вроде как носишь ключ на пальце, а шкатулку открыть недосуг.

– Брось придуриваться, Онуфриенко, – нахмурилась она. – Меня тошнит от твоих шуточек.

– Давно? – изобразил он озабоченность.

– Как и от твоей перловки, – добавила она и направилась к стойке, где уже закипел чайник. – Чай какой хочешь