— Ну… почти убедил… Я в самом деле ложусь ближе кполуночи… но тебе так долго ждать не придется. Мне ведь еще надо проследить,чтобы тебя сожгли и пепел развеяли! Во избежание, так сказать. А потом выпьюстакан хорошего вина и пойду спать.

Я перевел дыхание, стараясь делать это незаметно, но этотгад, конечно же, заметил, усмехнулся понимающе. Осман отступил на шаг, мечопустил, выпуклые глаза преданно следят за обожаемым хозяином.

— Вот-вот, — проговорил я наконец, — надо жепродлевать удовольствие?

— По крайней мере, — ответил он, — можно. Вразумных пределах.

— Что есть разумное?

Он покачал головой:

— Вижу, к чему клонишь. Нет-нет, никаких темниц. У менябудет неспокойный сон, если останешься, пусть и в темнице, еще хоть на сутки.Эй, ребята! Тащите его на ту сторону.

Меня ухватили, я нисколько не притворялся, в самом деле не всостоянии передвигать достаточно быстро ноги с такими цепями, а де Жюрминельдовольно улыбался и потирал ладони. Похоже, оставил мне жизнь только потому,что вспомнил про какую-то великую гадость, покажет мне напоследок, от видакоторой я должен буду упасть, проклясть Бога и долго-долго биться вконвульсиях.

С той стороны головного здания оказался, как ни странно,довольно приличный костел. По крайней мере, с виду в полном порядке, закатноесолнце отражается в цветных витражах, нижняя половина костела уже в тени,густая тень пролегла по двору. От костела еще издали повеяло прохладой. Янастроился на торжественный лад, подходим медленно, как и положено, хотя дело втяжелых цепях, а не в переизбытке почтительности. Широкие двери распахнуты, изцеркви вывалилась группа пьяных подростков, в руках кружки с крепким элем,определил по резкому запаху, все ржут, как кони, один высморкался на стену ивытер пальцы о длинные блестящие волосы соседа. Тот пьяно загоготал.

Через пару шагов донесся грохот железа, стук молотков. Я внедоумении покосился на стражников, уж не кузницу ли разместили в костеле,грохот с каждым шагом громче, ритмичнее, мы подошли к воротам, мои волосызашевелились и начали подниматься. Я круглый атеист, однако волосы встали дыбомсперва на загривке, потом и на руках встопорщились, а кожа вовсе огусинела: напаперти или аналое… или как называется это место, два голых до пояса попа,толстых до безобразия, как борцы сумо, наяривают на саксофонах, один лихоработает на ударниках, а рядом сисястая девка крутится у шеста, выгибаетсяэротично» зазывно досматривает в зал на собравшихся гопников и панков.

— Ни фига себе… — пробормотал я потрясенно.

Де Жюрминель самодовольно улыбнулся:

— Что, шарахнуло?.. Смотри, смотри!

Двое ухватили меня за плечи, третий цепко захватил голову, заставляясмотреть на сцену. Попы трясут телесами и нательными крестами размером сосковороды, мокрая от пота кожа блестит, я от входа уловил смрад от немытых тел,девица во время одного из пируэтов ухитрилась сбросить платье, теперь вертитсяв крохотном лифчике и полоске трусиков, народ поддержал вялыми аплодисментами.

— Ну как? — спросил де Жюрминель торжествующе.

— Круто, — пробормотал я.

Он всмотрелся в мое лицо, мне показалось по его взгляду, чтоон ожидал большего. Попы и девица у шеста заметили у входа хозяина, попызамолотили по железу еще неистовее, а девица, сокращая программу, поспешносорвала лифчик и зашвырнула в толпу прихожан. Могучее налитое вымя заходило изстороны в сторону, в толпе аплодисменты раздались громче.

На эстраду вышел четвертый поп, тоже голый до пояса и тожесумо, борода лопатой, в цветных татуировках с головы до пояса, а дальше невидно, серьга в ухе, кольцо в носу, крест на якорной цепи на уровне пуза. Троемузыкантов ударили с такой силой, что у меня поехала крыша, обалдел, ну и попы,а новый поп заорал про утехи и благодать, пританцовывал, а после первогокуплета вообще тяжело пустился в пляс. Могучие телеса колышутся, как желе, но ячувствовал, что поп относится к своим проповедям с профессиональнойдобросовестностью: каждое движение рационально, отточено, доведено досовершенства умелыми имиджмейкерами. У нас такие разве что в командепрезидента.

Стражники, сжимая меня горячими телами, смотрели неотрывно,морды забалдевшие, глаза остекленели, из полуоткрытых пастей потекли слюни.Третий все еще держит мою голову, заставляя смотреть на бесчинствующих попов,но пальцы ослабели, а горячее дыхание обжигает мне затылок.

Попробовать бы вырваться, мелькнула мысль, они все в трансе,есть шанс… но краем глаза увидел жадно наблюдающего за мной де Жюрминеля. РукаЧерного Властелина на рукояти меча, не спускает с меня взгляда. А если учесть,что мои руки скованы, как и ноги, то ага, самое время вырываться, лучшеговремени просто не бывает.

— Смотри, смотри, — сказал он злорадно, — нукак тебе такое?

Девица сорвала трусики, тоже швырнула в толпу, вызваводобрительные аплодисменты. Поп гнусно завывал:

— Я душу дьяволу за ночь с тобой отда-а-а-ам…

— Ну-ну, — сказал я, — ничего. Акустикаслабовата. Усилители бы не помешали… Этот под фанеру поет или как…

Он дернулся, посмотрел на меня остановившимся взглядом:

— И что, — почти прошептал он, — ты не… несходишь с ума от такого богохульства?

Я добросовестно подумал, еще подумал, снова подумал, двигаяскладками на лбу, ответил честно:

— Да вроде бы нет. По крайней мере, если и схожу, топо-тихому. Без берсеркизма и пускания пены. Не буйный, значит.

Его глаза шарили по мне с великим разочарованием. Девица насцене, одной рукой держась за шест, начала заниматься мастурбацией, а когдарычащий песню поп оказывался в пределах досягаемости, хватала его за причинноеместо. Я поморщился, это все, чего от меня дождался де Жюрминель, хотярассчитывал, похоже, на жуткие предсмертные корчи с посинением лица и пеной нагубах.

— Ты не понял? — спросил он с нарастающимбешенством. — Ты отказываешься видеть?

Я заново всмотрелся в сцену, никто не любит упреков внепонимании искусства. Все мы большие знатоки в этом деле, в охотку беремсяучить жену щи варить, врачей — лечить, политиков — политничать, а писателей —писать. Конечно, все мы знаем, кому что петь, в каких платьях выходить на сценуи за кого Пугачевой выходить замуж.

— Ну, — проговорил я в затруднении, — вродебы он недотягивает ноту ля. Или си… да, пожалуй, си. И ударник слегка сбоил вперетактовке на два пальца… А так ниче, крест только надо бы закрепить на пузе.Приклеить или скобочками, а то не в такт движениям болтается, асинхронно, аздесь важнее слаженность… Можно еще бы световые эффекты…

Он спросил ошалело:

— Что-о-о?

— Световые, — повторил я. — Ну там добавитьтанец с факелами. Или дым пускать перед сценой…