виртуальности и переживаются как фоновые аффекты, острые либо рассеянные ощущения благополучия, тревоги или одного из разнообразных промежуточных состояний. События на быстрой/личностной шкале с неврологической точки зрения рассматриваются как образование скоплений резонансных клеток (СРК). С диахронической точки зрения (по относительно медленной среднесрочной шкале приобретения привычки или долгосрочной шкале развития) паттерны регуляции этого физиологического потока собираются воедино в детстве, меняются в критические моменты пубертата при входе и выходе из него и часто превращаются в постоянные привычки во взрослом возрасте. Другими словами, системные паттерны постепенно кристаллизуются или актуализируются, по мере того как интенсивные процессы ломают предыдущие паттерны; это может быть смоделировано как создание новых компоновок аттракторов и ощущается как отсутствие связи со своим новым телом (знаменитая неуклюжесть подросткового возраста).

С психологической точки зрения политическое тело первого порядка (оно же личное) принимает участие в аффективном познании; оно делает осмысленным ситуации, когда соматическая жизнь проживается в социально-политической погруженности. Эта осмысленность имеет последовательный телесно-воплощенный характер; телесный субъект открывает сферу компетенции, внутри которой вещи предстают как «аффордансы», возможности для вовлечения, а другие люди – как потенциальные варианты для социального взаимодействия – как приглашения, как отказы или как нейтральное «живи и дай жить другим». В большинстве синхронических эпизодов в распоряжении имеется достаточно четко ограниченный виртуальный репертуар аффективно-когнитивных (ограничение всего того, на что способно тело, смоделированное как регулярно воспроизводящееся расположение аттракторов) и действенных (хотя нас в любой момент может захлестнуть волна бессмысленных, с нашей точки зрения, событий, запутывающих наши смыслоразличительные «коды») реакций. Однако с диахронической точки зрения мы можем увидеть изменения в критических точках в виде интенсивных процессов, которые подрывают существующие наборы привычек; это может быть представлено как производство новых схем расположения аттракторов и переживается как психологическое потрясение или как что-то захватывающее новое. В детстве подобные переходы в аффективном познании хорошо отслеживаются специалистами в области возрастной психологии, и даже во взрослом возрасте травматические события или внезапные прозрения могут глубоко изменить наш обычный подход к вещам и событиям, то есть перестроить наш виртуальный репертуар для производства новых компоновок аттракторов.

Политическое тело второго порядка состоит из индивидов, которые сами по себе являются политическими телами первого порядка. Здесь мы видим взаимодействие персонального с групповой композиционной шкалой. Столкновения тут могут быть единичными случаями, а могут – частью паттерна. То есть они могут быть шаблонными, привычными или даже институализированными, а значит, действовать на границе группового и гражданского. Политическое тело второго порядка представляет собой как минимум пару, но может быть и больше. Оно само имеет соматические и социальные аспекты в обоих измерениях – физиологическом и психологическом. У политического тела второго порядка есть физиология, так как оно регулирует материальные потоки 1) среди своих членов (политических тел первого уровня как его компонентов) и 2) между самим собой (своей сомой в соответствии с ее функциональной границей) и своей средой обитания. Например, политическое тело второго порядка может регулировать производство, распределение и потребление еды и питья: представьте себе семейную кухню, которая выступает в качестве распределительного узла для насыщенных аффектами материальных потоков. Подобная регуляция динамики групповых систем может быть рассмотрена как конструирование виртуального репертуара, смоделирована как производство аттракторной схемы и аффективно пережита в качестве фонового чувства или настроения группы. Политическое тело второго порядка может также быть изучено с психологической точки зрения, поскольку оно регулирует интерсоматическое аффективное познание, эмоциональные и смысловые обмены 1) среди его участников и 2) между коллективным аффективным познанием у них и у других политических тел на личной, групповой или гражданской композиционной шкале. Иными словами, у групп есть характерные способы – ограниченный виртуальный репертуар – понимания происходящего, на основе которого принимаются решения: в виде актуализаций или выбора из этого репертуара. Эти решения могут считаться движением к конечному состоянию, смоделированным в виде приближения к аттрактору в пространстве состояния группы и переживаемым как спонтанная договоренность, где коллективный субъект принимает решение: «внезапно нас всех осенило, что именно это нам и нужно сделать». Говоря о темпоральных шкалах, краткосрочным событием для политического тела второго порядка является столкновение политических тел первого порядка. При событии средней продолжительности мы видим повторяющиеся паттерны таких встреч или практик субъективации, а в случае долгосрочных событий мы видим становление обычая подобных практик, их глубокое погружение в социум.

См. также: Отчуждение; Тело без органов; Геополитика; Права постчеловека (микрополитика); Постчеловеческие ограниченные возможности и их исследования; Транскорпореальность.

Джон Протеви

(Перевод Веры Федорук)

Политический аффект

«Аффективный поворот», будучи реакцией на предшествовавший ему «лингвистический поворот», привлек внимание исследователей культуры, гуманитарных и социальных наук к телам не просто как к объектам, на которых трансцендентные институты фиксируют отношения власти. Они интересны именно как такие объекты, чьи имманентные потенциалы позволяют устанавливать отношения с другими телами, участвующими в этих неустойчивых властных отношениях. С началом аффективного поворота тела, таким образом, становятся из чистого листа живыми существами, из глины для лепки – созданиями, прокладывающими свой путь в постоянно меняющихся мирах. Аффективный поворот имеет два модуса: нейронаучный, с ним связано имя Сильвена Томкинса (благодарю Sedgwick, Frank, 1995), и делёзианско-спинозистский, представленный Брайаном Массуми (2002). Если Томкинс выдвинул девять нейробиологически закрепленных рекомбинантных аффектов, то аффект у делёзианцев-спинозистов имеет двоякое значение: изменение материальных отношений аффицируемого тела и сопутствующее изменение его возможностей для взаимодействия (его «мощи»). Переплетаясь с делёзовским различением виртуального/актуального, эта схема делает аффект «цельным, витальным и наполненным модуляциями полем множественных становлений, пересекающих человеческое и нечеловеческое» (Gregg, Seigworth, 2010: 6). Однако телесным, биологическим модусом влечения (Томкинс) и пересекающим границы и производящим ассамбляжи трансверсальным модусом (Делёз – Спиноза) аффективный поворот не исчерпывается. Грегг и Сейгворт выделяют ряд других подходов в современной теории аффекта. Сюда они относят различные элементы телесных подпорок техническими объектами как в дискурсах «расширенного сознания»; кибернетику; «процессуальную бестелесность» или спинозизм; биокультурные переплетения или социализированное желание; исследования чувственного и проживаемого опыта маргинальных народов; биологические, нейро- и когнитивные науки; социологию и философию эмоций; исследования науки (Ibid.: 6–8).

Политический аффект (Protevi, 2009) – это наспех соединенные модусы Томкинса и Делёза – Спинозы: признание биокультурной реальности человеческой природы, того способа, каким наша биология открыта для нашей культуры, а наша природа – для воспитания. Мы жестко запрограммированы в отношении паттернов базовых аффектов, но их триггеры и пороги формируются в опыте по мере нашего перемещения по биосоциотехническим ассамбляжам. Короче говоря, это перспектива, кажущаяся в общих чертах ницшеанской: наше сознание формируется нашей (меж-) телесной природой, дающей о себе знать