тебя беда?.. — произнес он с ухнувшей в глубины души чужой болью. — Если тебе нужна защита, я всегда…

Он пытался упредить ее слова. Он знал, что она никогда не попросит сама. Он чувствовал ее трагедию, ему и не нужны были просьбы.

— Довольно сказал!.. — в голосе Дианы прозвучала злая резкость. — Я не нуждаюсь в ничьей защите! Я пришла к тебе по делу, так что будь добр выслушай сначала, а потом открывай рот, — ее тон сменился с заискивающего на быстрый и твердый. — Тебе, верно, любопытно, куда пошел сегодня мой муж?..

— Я стараюсь не следить за другими, — молвил Михаил.

— Как замечательно!.. — воскликнула Диана. — Только не ваяй из себя самого умного: мы же оба знаем, что тебя очень интересует судьба твоей божественной Агнесс.

— Интересует. Как не безразлична мне и твоя судьба, Ди.

— К черту разговоры! — живо отмахнулась Диана. — Я пришла предложить тебе выход из сложившейся ситуации. Он должен понравиться и тебе, и мне. В итоге мы оба разойдемся довольными жизнью и собой…

— Подожди, я не понимаю, — остановил ее Михаил.

— Что тут понимать?! — поторопилась Диана. — Тебе нужна Агнесс, мне — Самуил, это же просто, как камень!.. Я знаю, как расстроить его планы. Пока я буду подрывать его обман, ты придешь и заберешь свою пассию, а я — мужа. Каждый останется при своем. Ну что, идет тебе такая мысль?..

— Нет, не идет. Извини, Диана, я в такие игры не играю. Если тебе нужна помощь, я готов ее оказать, но…

— Так значит, ты позволишь ей уйти просто так? Отпустишь ту, которую обожаешь? Или она тебе уже разонравилась, а? — подняла брови Княгиня.

— Диана, не надо. Это жизнь Агнесс, и ей самой решать, чего она в ней хочет. Так же как и мне, и тебе.

— Значит, ты так говоришь?! — вспылила Диана. — Что, даже ради любви не можешь отступиться от своих паршивых принципов?! А вы еще называете любовь высшей ценностью!..

— Это так. И любовь дает свободу, Ди, — молвил в ответ Михаил.

— Здорова свобода! — Диана ощетинилась, как кошка. — Знаешь, что я тебе скажу: ты поступаешь как последний трус, если готов принести в жертву самую дорогую по бессмысленной просьбе твоего Бога!..

— Я не хочу продолжать разговор в таком тоне. Если боишься расправы в аду, я сделаю все, чтобы этого не произошло, но идти у тебя на поводу я не собираюсь.

— Черта с два! Можешь убираться со своими предложениями!.. — вскинула голову Диана.

— Как хочешь. Тогда я ухожу, — Михаил собирался ее покинуть, когда его остановил пронзительный крик.

— Стой, архангел!..

В следующую секунду Диана кинулась к нему на шею и, вцепившись руками в его плечи, царапая кольца кольчуги, прильнула к нему пламенным телом.

— Стой, — проговорила она с жаром. — Не уходи и помоги мне, и я клянусь преисподней, что не останусь в долгу. Или ты забыл, как мы были вместе?.. Как говорил, что я прекрасна? Смотри же: теперь я стала прекраснее в тысячу раз, и все это может быть снова твоим…

Ее взор огнем объял Михаила, желая поглотить его в себя.

— Ты кощунствуешь над своей красотой, Диана, — услышала она. — Оставь меня, я должен идти.

Диана не успела возразить, как руки архангела с неколебимой верностью взяли ее за локти и отстранили от себя.

Михаил пошел прочь.

— Ой, какие мы хорошие! — отойдя от мимолетного шока, вскричала Диана. — Прямо небесный идеал! Да кому ты такой нужен?!.. Ты не нужен мне, слышишь?! И твое вонючее покровительство тоже!.. И твоя Агнесс тебя бросит, как бросила я!.. — Михаил растаял в воздухе, даже не обернувшись. — Кинет, как щенка!.. Будь уверен!.. — прокричала Диана ему вдогонку. — Черт бы вас всех побрал!..

Княгиня с досады махнула рукой и испарилась, оставив парить на ветру дымчатую накидку, благоухающую ароматами.

Агнесс сменила на посту вечного города генерала Владислава. Она даже не заметила никого в небе: похоже, они с ним разминулись, выполняя приказы начальствующего. Что ж, тем лучше… Она не хотела, чтобы сейчас ее кто-нибудь видел. И сама никого не могла видеть.

Она стояла на вечернем небе так, что ей открывалась живописная панорама всего города. Спокойного как, казалось, никогда. Ее осанка по-прежнему была безупречна, а во взгляде твердость, как и подобает воину небесного легиона. Однако теперь она держалась на одной силе воли.

Агнесс не предала свое небо, она так же верила в своего Бога. И все еще собиралась бороться до конца. Но она чувствовала, как сердце ее рассыпалось на мелкие осколки. Она не считала время. Для нее все перемешалось и остановилось. Не имели значения тикающие часы битвы, не принимались в расчет иссякающие ее силы. Из глаз медленно сочились слезы. Агнесс решила их не сдерживать. Так было легче онемевшей от страданий душе.

Она убежала из уголка первого архангела, не сказав ни слова на прощание, и это мучило ее еще больше. Но она и не могла иначе: она разрыдалась бы перед ним, оттолкнула бы и ушла, если бы он не отпустил ее сам. Понимал ли Михаил, что она переживает?.. Чувствовал ли, что она любит его, как и раньше, всем своим сердцем?.. Она терзалась, что не может сказать ему это сейчас. Но сейчас его лицо было для нее ударом.

Что происходило?.. До конца она не могла объяснить и сама… Что эти слезы?.. Но нет, она не могла смириться…

Почему он так поступил с ней, почему?.. Почему он даже не попытался помочь, когда она его умоляла? Куда испарилось понимание, где была нежность и сопереживание того, кто лучше всех чувствовал ее?..

Разум не винил его… Сердце перекладывало боль на его сердце… И ум утверждал чью-то неправоту…

Ужели это жжение, это мучение, что они несли вместе, заслонило все, так что не было видно уже ни чести, ни любви, но одно лишь окаменевшее желание выстоять?.. Но выстоять могли и бесчувственные статуи. Тогда пусть она будет такой статуей. Если эта статуя была нужна небу, она была готова…

Но живое сердце билось в груди. И образ умирающего ангела не отступал от нее. Чистые голубые глаза того, кого она учила ребенком, сегодня должны были закрыться навсегда. И тогда уже ничего нельзя будет исправить.

Задушенный бунт секундами был готов растерзать ее тело. И она не могла ничего сделать. Милосердствуй, Господи!.. Она отдала бы за Андрея всю себя. Свою жизнь, свой меч, свое призвание, но он запретил ей. И она была обязана повиноваться ему, как Богу.

Она дала клятву… И хотя Михаил