Преображенского в Москву у ворот, надо полагать, Покровских, так как прямая дорога из Преображенского вела через Покровские ворота, и здесь стрельцам прочитано было объявление об их винах и о казни. Объявление это гласило: «Воры, и изменники, и крестопреступники, и бунтовщики Федорова полку Колпакова, Афанасьева полку Чубарова, Иванова полку Чорнова, Тихонова полку Гундертмарка стрельцы! Великий государь, царь и великий князь Петр Алексеевич всея Великие, и Малые, и Белые России самодержец указал вам сказать. В прошлом в 206 (1698) году пошли вы без указу великого государя забунтовав с службы к Москве всеми четырьмя полками и, сошедшись под Воскресенским монастырем с боярином и воеводою с Алексеем Семеновичем Шеиным, по ратным людям стреляли и в том месте вы побраны, а по розыску ваша братья кажнены смертью. А вы сосланы были в разные городы и в том вашем воровстве взяты ваша братья стрельцы четырех полков пятидесятники, и десятники, и рядовые, всего триста сорок один человек, роспрашиваны и пытаны, а в рос-просе и с пыток все сказали, что было приттить к Москве и на Москве, учиня бунт, бояр побить и Немецкую слободу разорить, и немцев побить, и чернь возмутить — всеми четырьмя полками ведали и умышляли. И за то ваше воровство великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всея Великие, и Малые, и Белые России самодержец указал казнить смертью»[743].

При чтении объявления присутствовал сам Петр на коне, в польском зеленом кафтане, в сопровождении свиты «из многих знатных московитов». В свите находились генерал Лефорт, Автоном Головин, генерал-комиссар Карлович. Здесь же, у ворот, находился, сидя в карете, цесарский посол Гвариент, а также посланники датский и польский. Эти дипломаты накануне получили специальное приглашение присутствовать при казни, переданное им через племянника Лефорта. «Царское величество, — пишет Гвариент, — предыдущего дня (29 сентября) поздно вечером через молодого Лефорта учтивейшим образом и милостивейше велел меня пригласить к зрелищу столь справедливой казни». Царя, свиту и дипломатов «окружало много других иностранцев, толпившихся вперемежку с московитами у ворот». Царь, слушая объявление приговора, делал знаки окружавшей толпе, побуждая ее внимательно слушать: «…слушал прочитанный приговор и побуждал к слушанию его всех стоявших вокруг солдат и прочий простой народ»[744].

По объявлении приговора осужденных развезли по местам казни. Места эти были назначены, во-первых, у съезжих изб, т. е. полковых канцелярий каждого из бунтовавших полков, а затем у городских ворот, а именно: у Коломенских, Серпуховских и Калужских в Замоскворечье, а по сю сторону реки у Смоленских (Арбатских), Никитских, Тверских, Петровских, Сретенских, Мясницких, Покровских, Семеновских, за Яузою и Таганных. Наблюдать за исполнением казни назначена была особая комиссия, состоявшая из боярина князя M. H. Львова и трех окольничих: И. И. Головина, С. И. Языкова и князя Ю. Ф. Щербатого, между которыми были распределены районы. Под надзором боярина князя Львова производилась казнь в слободах бунтовавших полков у четырех съезжих изб, где было повешено 48 человек, по 12 у каждой. Ворота Коломенские, Серпуховские и Калужские составляли район окольничего И. И. Головина: здесь было повешено 36 человек. Окольничий С. И. Языков действовал в районе ворот Арбатских, Никитских, Тверских и Петровских. Окольничий князь Ю. Ф. Щербатый распоряжался у ворот Сретенских, Мясницких, Покровских, Семеновских и Таганных. У каждого из двух последних было по 56 человек.

«После исполнения казни, — пишет Гвариент, — я присутствовал на великолепном угощении, приготовленном у генерала Лефорта, по вторичному милостивейшему приглашению царя вместе с находящимися здесь королевскими представителями и многими военными офицерами».

Царь опоздал, может быть, потому, что успел побывать на похоронах одного иноземного подполковника, на которых он, по свидетельству Корба, шел за гробом «облеченный в мантию (peplum) в знак общественного траура… за ним следовали четыре юноши из московской знати». На пиру Петр казался доволен и приветлив, по словам Гвариента, «оказывал себя вполне удовлетворенным и ко всем присутствующим весьма милостивым»[745].

XIII. Допросы и пытки стрельчих и постельницы Анны Клушиной

Вслед за первой партией стрельцов, состоявшей из 341 человека, с которой было покончено казнями 30 сентября, подготовлялась вторая партия, составившаяся из стрельцов, присланных по распоряжению Иноземского приказа из городов: Владимира и Мурома — 135 человек, из Углича — 99 человек, из Суздальского Евфимиева монастыря — 97 человек, из Твери и Торжка — 100 человек, из Костромы и из Ипатьевского монастыря — 249 человек. Эти стрельцы, по прибытии в Москву, размещались в разных местах, именно в монастырях: Новоспасском, Симоновом, Николаевском на Угреше и Покровском убогом, далее, в двух подмосковных селах: Черкизове и Никольском, принадлежавшем боярину князю М. Я. Черкасскому, и, наконец, на Новом пушечном дворе, что у Красного пруда. Отсюда они Ино-земским приказом пересылались 21, 23, 26, 28 сентября и 8 октября при памятях в Преображенский приказ. Таким образом, всего за эти пять присылок передано было из Иноземского приказа в Преображенский 680 стрельцов, которые и ожидали своей участи, пока шли следствие и расправа с первой партией[746].

1 октября, в субботу, очевидно, по случаю Покрова (большого народного праздника), и 2 октября по случаю воскресного дня розысков не производилось. В дневнике Корба имеется известие, позволяющее судить о внешнем виде Москвы в этот день: наступала ранняя зима, выпал снег, «земля покрылась густым слоем снега, и все сковано было весьма сильным морозом». Гордон сообщает о пире в этот день у боярина А. С. Шеина, где находился и царь[747].

3 октября, по свидетельству Корба, происходило наказание несовершеннолетних стрельцов, освобожденных от смертной казни 30 сентября. Корб преувеличивает при этом как их число, так и самый характер наказания; по его сообщению, несовершеннолетних было 500 человек, «им были отрезаны носы и уши и с этим вечным клеймом совершенного злодеяния они отосланы были в самые отдаленные из пограничных местностей»[748]. Из официальных документов, которым не было в этом случае причин скрывать правду или как-нибудь ее искажать, мы знаем, что малолетних было 100 (о 500 не может быть и речи, так как вся первая партия стрельцов состояла из 341 человека) и что наказание им состояло в битье кнутом, в заклеймении щеки буквою «б» («бунтовщик») и в отправке в ссылку. В тот же день возобновилась застеночная работа пока в одном только застенке. Здесь «перед бояры», как говорится в одной записи[749], т. е., вероятно, перед всеми следователями вместе, составлявшими как бы следственную комиссию, допрашивались 11 человек малолетних стрельцов Чубарова полка из той группы, которая приведена была из Владимира и Мурома и передана была из села Черкизова и Новоспасского монастыря в Преображенский