Крекит спустился к двери и вернулся в сопровождениичеловека, у которого нижняя часть лица была обмотана носовым платком и головапод шляпой обвязана другим платком. Он медленно их снял. Побледневшее лицо,запавшие глаза, ввалившиеся щеки, борода, отросшая за три дня, изможденный вид,короткое, хриплое дыхание — это был призрак Сайкса.

Он положил руку на спинку стула, стоявшего посреди комнаты,но, когда собирался опуститься на него, вздрогнул и, бросив взгляд через плечо,придвинул стул к стене — так близко, как только мог, — придвинул вплотнуюи сел.

Никто не проронил ни слова. Он молча посматривал то наодного, то на другого. Если кто-нибудь украдкой поднимал глаза и встречал еговзгляд, то сейчас же отворачивался. Когда его глухой голос нарушил молчание,все трое вздрогнули. Казалось, никогда еще не слышали они этого голоса.

— Как прибежала сюда собака? — спросил он.

— Одна. Три часа назад.

— В вечерней газете пишут, что Феджина забрали. Правдаэто или вздор?

— Правда.

Снова замолчали.

— Будьте вы все прокляты! — воскликнул Сайкс,проводя рукой по лбу. — Нечего вам, что ли, мне сказать?

Они смущенно заерзали, но никто не заговорил.

— Вы хозяин этого дома, — сказал Сайкс,поворачиваясь лицом к Крекиту. — Собираетесь вы меня выдать или дадите мнепересидеть здесь, пока не кончилась эта охота?

— Можете оставаться здесь, если считаетебезопасным, — ответил после некоторого колебания тот, к кому он обратился.

Сайкс чуть заметно повернул голову, покосился на стену усебя за спиной — и спросил:

— А что оно… тело… его похоронили?

Они ответили отрицательным жестом.

— Да почему же нет? — воскликнул он, снова бросиввзгляд назад. — Чего ради держат они такую пакость на земле?.. Кто это тамстучит?

Прежде чем выйти из комнаты, Крекит дал понять жестом, чтоопасаться нечего, и тотчас же вернулся с Чарли Бейтсом, который шел за ним попятам. Сайкс сидел против двери, так что мальчик увидел его, едва вошел вкомнату.

— Тоби! — сказал он, попятившись, когда Сайксперевел на него взгляд. — Почему вы мне об этом не сказали там, внизу?

Было что-то столь потрясающее в боязни тех, троих, чтозлосчастный человек готов был заискивать даже перед этим простаком. И вот онкивнул головой и, казалось, готов был пожать ему руку.

— Проводите-ка меня в какую-нибудь другуюкомнату, — сказал мальчик, снова пятясь.

— Чарли, — сказал Сайкс, шагнув вперед. —Разве ты… ты меня не узнал?

— Не подходите ко мне, — отозвался тот, отступаяеще дальше и с ужасом глядя в лицо убийцы. — Чудовище!

Мужчина остановился на полпути, и они посмотрели друг надруга, но глаза Сайкса медленно опустились долу.

— Будьте свидетелями вы, трое! — крикнул мальчик,потрясая сжатым кулаком и волнуясь все больше и больше по мере того, какговорил. — Будьте свидетелями вы, трое, — я не боюсь его! Если онипридут сюда за ним, я его выдам, я это сделаю. Предупреждаю вас заранее. Онможет убить меня за это, если вздумает или если посмеет, но если я буду здесь,я его выдам. Я бы выдал его, хотя бы его сварили заживо… Убивают! На помощь!..Если у вас троих хватит храбрости взять одного человека, вы мне поможете…Убивают! На помощь! Держите его!..

Издавая эти вопли и сопровождая их отчаянными жестами,мальчик действительно бросился один на сильного мужчину и благодаря неистовойсвоей энергии и внезапности нападения, повалил его на пол.

Трое зрителей казались совершенно ошеломленными. Они несделали попытки вмешаться, и мальчик и мужчина катались по полу: первый,невзирая на сыпавшиеся на него удары, вцепился в платье убийцы и во весь голосзвал на помощь.

Однако борьба была слишком неравной, чтобы длиться долго.Сайкс подмял его под себя и придавил ему горло коленом, но Крекит оттащил егоот Бейтса и с тревогой указал на окно. Внизу мелькали огни, слышались громкиеголоса, торопливый топот ног — казалось, их было множество — на ближайшеммостике. По-видимому, в толпе был верховой, так как раздался стук копыт,ударявших о неровную мостовую. Блеск огней стал ярче; шум шагов становился всесильнее. Затем послышался громкий стук в дверь и такой яростный и глухой гул,что самый храбрый и тот содрогнулся бы.

— На помощь!.. — крикнул мальчик, и голос егопрорезал воздух. — Он здесь. Выломайте дверь!

— Именем короля! — раздались голоса снаружи, вснова прокатился глухой рев, но еще более громкий.

— Выломайте дверь! — кричал мальчик; — Говорювам: они никогда ее не откроют! Бегите прямо в ту комнату, где горит свет!Выломайте дверь!

Когда он умолк, удары, частые и тяжелые, обрушились на дверьи ставни нижнего этажа и громовое «ура» вырвалось у толпы, впервые даваяслушателю возможность составить более или менее правильное представление о том,как велика эта толпа.

— Откройте дверь в какую-нибудь комнату, где бы я могзапереть этого визгливого чертенка! — в бешенстве крикнул Сайкс, бегая взади вперед и волоча за собой мальчика с такой легкостью, словно это был пустоймешок. — Вот эту! Живее! — Он швырнул мальчика в комнату, заложилзасов и повернул ключ. — Нижняя дверь заперта?

— На два поворота ключа и на цепь.

— А створки прочные?

— Обшиты листовым железом.

— И ставни тоже?

— Да, и ставни.

— Будьте вы прокляты! — крикнул отъявленныйнегодяй, поднимая оконную раму и угрожая толпе. — Делайте что хотите! Явам еще покажу!

Из всех устрашающих воплей, когда-либо касавшихсячеловеческого слуха, ни один не был громче рева этой взбешенной толпы. Одникричали тем, кто стоял ближе, чтобы они подожгли дом; другие орали полисменам,чтобы они его застрелили. В толпе никто, не проявлял такой ярости, как человекверхом на лошади, который, соскочив с седла и прорвавшись сквозь толпу, словносквозь воду, крикнул под самым окном голосом, заглушившим все остальные:

— Двадцать гиней тому, кто принесет лестницу!

Стоявшие ближе подхватили этот крик, и сотни повторили его.Одни требовали лестниц, другие — молотов; третьи метались с факелами,возвращались и снова кричали; иные надрывались, выкрикивая беспощадныепроклятья; другие с исступлением сумасшедших пробивались вперед и мешали тем,кто работал; смельчаки пытались взобраться по водосточной трубе и выбоинам в стене.И все волновались в темноте, словно колосья в поле под гневным ветром, и времяот времени сливали вопли в едином громком, неистовом реве.