Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если будет война, вам частенько придется бодрствовать по ночам, — сказал Хорнблауэр.
Буш пожал плечами.
Стук в дверь возвестил о приходе служанки. В каждой руке девочка несла по кружке с горячей водой. На ней было большое, не по размеру, донельзя заношенное платье, доставшееся, видимо, от миссис Мейсон или Марии; волосы были всклокочены, но и она смотрела на Хорнблауэра круглыми глазами. Эти круглые глаза были слишком велики для ее тощего личика, и они следили за ходящим по комнате Хорнблауэром, ни разу не обратившись на Буша. Ясно, что Хорнблауэр был таким же героем для этого четырнадцатилетнего заморыша, как и для Марии.
— Спасибо, Сьюзи, — сказал Хорнблауэр.
Сьюзи неловко присела и выбежала из комнаты, бросив последний взгляд на Хорнблауэра.
Тот указал рукой на тазик и на горячую воду.
— Вначале вы, — сказал Буш.
Хорнблауэр, стащив сюртук и рубашку, приступил к бритью. Он скреб покрытые щетиной щеки, наклоняя голову то на одну, то на другую сторону. Говорить не хотелось. Хорнблауэр в молчании умылся, вылил воду в помойное ведро и отошел, пуская Буша побриться.
— Пользуйтесь случаем, — сказал он. — Больше пинты пресной воды два раза в неделю вы для бритья не получите.
— Ну и что? — ответил Буш.
Он побрился, тщательно поправил бритву и убрал вместе с остальными туалетными принадлежностями. Шрамы белели на его ребрах. Закончив одеваться, он взглянул на Хорнблауэра.
— Отбивные, — сказал тот. — Толстые отбивные. Идемте.
В столовой было накрыто на несколько человек, однако никто еще не спускался, — очевидно, другие постояльцы миссис Мейсон завтракали позже.
— Одну минуточку, сэр, — сказала Сьюзи, просовывая голову в дверь, и тут же побежала на кухню.
Она вернулась с подносом, Хорнблауэр отодвинул стул и попытался помочь ей, но она остановила его оскорбленным возгласом и исхитрилась благополучно поставить поднос на стол, ничего не опрокинув.
— Я вам подам, сэр, — сказала она.
Сьюзи забегала между двумя столами, словно юнга с сезнями вдоль выбираемого якорного каната. Кофейник, поджаренный хлеб, масло, джем, сахар, молоко, горчица, горячие тарелки и, наконец, большое блюдо, которое она водрузила перед Хорнблауэром. Сьюзи сняла крышку: там лежали отбивные. Дивный аромат, дотоле скрываемый, заполнил комнату.
— Ах! — сказал Хорнблауэр, беря ложку с вилкой и собираясь раскладывать. — А ты завтракала, Сьюзи?
— Я, сэр? Нет, сэр. Нет еще, сэр.
Хорнблауэр остановился с ложкой в руке, переводя взгляд с отбивных на Сьюзи и обратно. Потом он положил ложку и запустил правую руку в карман штанов.
— Ты никак не можешь получить одну из этих отбивных? — спросил он.
— Я, сэр? Конечно нет, сэр.
— Тогда вот тебе полкроны.
— Полкроны, сэр!
Это было больше, чем дневная плата рабочего.
— А за это пообещай мне кое-что, Сьюзи.
— Сэр… сэр?..
Сьюзи держала руки за спиной.
— Бери деньги и пообещай мне, что при первой возможности, как только миссис Мейсон тебя отпустит, купишь себе что-нибудь поесть. Наполнишь свой маленький несчастный желудочек. Оладьи, гороховый пудинг, свиные ножки — все, что тебе захочется. Обещай мне.
— Но, сэр…
Полкроны и возможность наесться от души — этого попросту не может быть.
— Бери, — строго сказал Хорнблауэр.
— Да, сэр.
Сьюзи зажала монету в худеньком кулачке.
— Не забудь, что ты обещала.
— Да, сэр, спасибо, сэр.
— Теперь спрячь ее и быстренько выметайся.
— Да, сэр.
Она выбежала из комнаты, и Хорнблауэр вновь принялся раскладывать отбивные.
— Теперь я смогу позавтракать с удовольствием, — смущенно сказал он.
— Не сомневаюсь, — ответил Буш, намазывая маслом хлеб и накладывая на тарелку горчицу.
Привычка есть баранину с горчицей сразу выдавала в нем моряка, но он делал это, не задумываясь. Когда перед тобой стоит отличная еда, думать незачем, и он ел в молчании. Только когда Хорнблауэр заговорил, Буш понял, что тот мог расценить его молчание как осуждение.
— Полкроны, — оправдывался Хорнблауэр, — для разных людей означает разное. Вчера…
— Вы совершенно правы. — Буш из вежливости заполнил наступившую паузу и, только подняв глаза, обнаружил, почему Хорнблауэр замолчал.
В дверях стояла Мария. Шляпка, перчатки и шаль показывали, что она собирается выходить, вероятно за покупками, раз школа, где она преподает, временно закрыта.
— Я… я… заглянула посмотреть, не нужно ли вам чего, — сказала она.
Голос ее дрожал, то ли оттого, что она услышала последние слова Хорнблауэра, то ли по какой-то другой причине.
— Спасибо. Все просто превосходно, — пробормотал Хорнблауэр.
— Пожалуйста, не вставайте, — поспешно и даже как-то враждебно произнесла Мария, когда Хорнблауэр с Бушем начали подниматься со стульев. Глаза ее были влажны.
Напряжение разрядил стук в наружную дверь. Мария побежала открывать. Они услышали мужской голос. Вернулась Мария, за ней возвышался капрал морской пехоты.
— Лейтенант Хорнблауэр? — спросил он.
— Это я.
— От адмирала, сэр.
Капрал держал в руке письмо и сложенную газету. Пришлось ждать, пока Хорнблауэру найдут карандаш, чтобы расписаться в получении. Щелкнув каблуками, капрал удалился. Хорнблауэр стоял с письмом в одной руке и с газетой в другой.
— Откройте… пожалуйста, откройте, — сказала Мария.
Хорнблауэр сломал печать и развернул письмо. Он прочел его, потом перечел, кивая, словно письмо подтверждало некую прежде сформулированную им теорию.
— Как видите, иногда полезно играть в вист. — Он вручил Бушу письмо; улыбка его была какая-то кривая.
Сэр (прочел Буш), с радостью пользуюсь случаем прежде официального уведомления сообщить Вам, что Вы утверждены в звании капитан-лейтенанта и вскоре будете назначены на военный шлюп.
— Клянусь Богом, сэр! — воскликнул Буш. — Поздравляю! Во второй раз, сэр. Вы это заслужили, я и прежде так говорил.
— Спасибо, — сказал Хорнблауэр. — Дочитывайте.
Только что из Лондона прибыла почтовая карета (говорилось во втором абзаце), что позволяет мне известить Вас об изменившейся ситуации, избегая в этом письме излишнего многословия. Из прилагающегося номера «Сан» Вы узнаете, почему в течение нашего столь приятного вечера сохранялись условия военной секретности, вследствие чего нет надобности извиняться перед Вами, что я Вас тогда не просветил.
Остаюсь Ваш покорный слуга,
К тому времени, как Буш дочитал письмо, Хорнблауэр развернул газету на нужном месте, которое и показал Бушу.
Послание Его Величества.
Палата общин, 8 марта 1803 года.
Канцлер казначейства зачитал следующее послание Его Величества.
Его Величество считает необходимым уведомить палату общин,