даже не думал, что такое случится. В больших глазах Екатерины виднелись хрустальные слезинки, спрятавшиеся в черном заборчике ресниц.

Вильгельм почувствовал, как камень на груди нагрелся. Тепло грело грудь, словно уверяло хозяина, что он все делал правильно. На свадьбе принято клясться вечностью, а ее Почитатель мог отдать только своему делу. Но Вильгельм женился на своем деле. Он повторял слова клятвы, знал их наизусть на множестве языков. Екатерина улыбалась, когда над ними совершали обряд венчания, в уголках ее глаз стояли слезы. Вильгельм не слышал чужих разговоров и перешептываний. Он ничего, кроме гулкого пульсирования плазмы в голове, не слышал. Ему казалось, что брал в жены пустоту, и понимал, что скоро так может оказаться. Губы Екатерины казались еще слаще, чем в розовом саду, но Вильгельм не мог сосредоточиться на ее лице. Он видел только черноту Пустоты, той Пустоты, что принимает все покинувшие Землю души, и той Пустоты, куда ему нет пути.

Сверкающее жизнью лицо Екатерины напоминало ему только о смерти, которая все равно ждала людей. Вильгельм чувствовал, как дрожали его пальцы, и не мог унять дрожь. Екатерина улыбнулась, когда увидела слезинку на его щеке, прикоснулась к его щеке и стерла, но не представляла даже, что Вильгельм, ее первый и последний муж, уже оплакивал ее. Ему казалось, что он женился на смерти. Он все равно не успеет насладиться теплом ее жизни, но мог исполнить хотя бы одно обещание, которое дал себе у алтаря, – постараться подарить ей хотя бы немного жизни, прежде чем Пустота придет за ними. И если Почитателю и неподвластно время, жизнь все еще в его руках.

После свадьбы они сразу же уехали в Европу под вымышленными именами. Дни летели один за другим, а Вильгельм иногда ловил себя на мысли, что и не помнил, что происходило с ними за это время. Всюду их преследовал запах розового дурмана, они засыпали и просыпались с ним, а Вильгельм все больше привыкал к Екатерине.

Летели месяцы. Табунами лошадей, стаптывающих свои копыта на бесконечных полях мироздания, они неслись мимо Вильгельма, иногда подхватывая его на могучие спины. Для него жизнь всегда была мимолетной, но в то время превратилась в калейдоскоп бесконечной чужой радости, которая поддерживала жизнь и в нем. Он не помнил имен новых знакомых, не читал писем. Плазма в голове пульсировала, отсчитывала прожитые дни, а Вильгельм старался проводить эксперименты, удерживать себя в рассудке мыслями о спасении Земли, но с каждым днем, когда смотрел на счастливую женщину напротив, думал только о том, что за любой жизнью шла смерть, и остановить ее даже Почитателю не под силу.

Ночами Вильгельм плакал. Уходил подальше от спальни, садился у окна, доставал современную сигарету и курил, глотая слезы. Ночь, вездесущая ночь напоминала ему, что время все также шло, сколько бы он ни пытался продлить свет жизни для юного создания, которое он пообещал сделать счастливым. Он знал, что радость их может длиться сколько угодно Земных лет, но бесконечность не обманешь, и рано или поздно, может, спустя десятилетия для человека, но миг для Почитателя, свет померкнет. Ему не под силу спасти человека от смерти, не под силу забраться внутрь его и забрать страх перед концом, который испытывал каждый, потому что и сам начал ощущать его.

Вильгельм помнил, как горел камень на груди и как светились глаза Екатерины, хорошевшей с каждым днем. Он никогда не говорил ей, что любил Катю, но ее любви хватало им обоим. И когда Екатерина попросила его показать ей Италию, Вильгельм согласился не ради обещания, а просто так.

Вильгельм хорошо помнил их жизнь в Италии – небольшой дом, белый, с террасой выходящий к морю. За домом росли апельсины, сок которых, если укусить сочный плод, стекал по губам и оставлял дорожки сладких капель, уходящих в ключицы. Каждое утро Екатерина в легком платье набирала целую корзинку. В саду пели птицы, загорелые местные жители работали на грядках. Солнце не заходило за горизонт ни на мгновение и даже ночью казалось, что на краю мира виднелся его сонный бок. Вильгельм рисовал, открыл свою галерею, но не приглашал гостей. Почему-то ему казалось, что комплиментов Екатерины ему достаточно.

Каждое утро, когда Солнце мягко гладило Вильгельма по щеке, он улыбался и открывал один глаз. И тогда Эльгендорф видел, что это было никакое не светило, а Екатерина.

Они гуляли по берегу моря, а Вильгельм забегал в теплые воды и брызгался, окатывая Екатерину теплыми каплями. Она смеялась и пыталась убежать, но Эльгендорф всегда ее догонял. Хватал, прижимал к себе и утыкался носом в ее макушку. Розовый дурман окутывал их. Вильгельм видел блеск любви в украденных взглядах Екатерины, которая словно даже после свадьбы не могла уверить себя в том, что проявления чувств можно не прятать, можно не стесняться легких прикосновений рук и не страшиться, что пальцы на щеке обожгут, заклеймят на всю оставшуюся короткую жизнь. Вильгельм знал, как выглядит любовь, и старался подарить ее столько, насколько хватало его воображения. Гражданам Единого Космического Государства незнакома любовь: ни физическая, ни духовная. У граждан Единого Космического Государства не было потребностей, которые могли бы утолить прикосновения, в гражданах не разгоралось огня противоречий, погасить который мог шепот, услышать который позволено только двоим и единожды. Не было у граждан болезней, излечить которые способен был бы взгляд и улыбка.

Обычно они говорили о том, что интересно Кате – Вильгельм слишком боялся проболтаться. Иногда он ловил себя на мысли, что заслушивается ее рассказами о балах, книгах и природе. Вильгельм пытался поддерживать разговоры, вспоминал все, что знал, и каждый раз радовался, когда Катя улыбалась, отодвигала чай в сторону и подавалась вперед, чтобы слышать его лучше. Ему нравилось смотреть, как Катя наряжается ради него, как старается развеселить, удивить интересным фактом, прочитанным в книге. Вильгельм улыбался в ответ и чувствовал, что телу становилось теплее. Но он знал – это не любовь, это никогда не будет любовь, сколько бы Катя его не убеждала.

Со временем Катя начала задавать сложные вопросы. Ее интересовало звездное небо, и Вильгельм проводил вечера в поле, лежа рядом с женой и рассказывая о звездах над их головами. Они лежали на траве, плечом к плечу, и наслаждались ночной прохладой. Катю удивляли рассказы Вильгельма о прошлом, о жизни людей в других странах, и поглощала его рассказы жадно, будто осознавала, что время их ограниченно. С каждым днем Катя становилась умнее, а Вильгельм не мог нарадоваться подруге.