Змея раскрыла пасть, обнажив смертоносные зубы, и зашипела.

— А не пошла бы ты отсюда. — Мэри схватила змею за шею,вытащила из стиральной машины и отшвырнула. Затем ударила торцом фонаря покрышке, чтобы убедиться, что больше внутри никого нет, и откатила стиральную машинув сторону. Пластиковый сливной шланг с хрустом выскочил из дыры в стене. Пауки,десятки пауков, прятавшихся за стиральной машиной, бросились врассыпную.

Мэри наклонилась и присмотрелась к дыре шириной в два фута.Нет, очень узкая, не пролезть. Однако края совсем проржавели, так что…

Она пересекла ангар, по пути раздавив скорпиона, пинкомотбросила крысу, которая пряталась за телами (не только пряталась, но и жралаих), схватила кирку и вернулась к дыре. Запах разложения усилился, но Мэри незамечала его. Она всунула кирку в щель, надавила и вскрикнула от радости,отодрав полосу длиной в восемнадцать дюймов.

Поторопись, Мэри…поторопись.

Она стерла пот со лба, вновь вставила кирку в щель ирванула. На этот раз ей удалось отодрать еще более длинную полосу, но киркасорвалась, и Мэри повалилась на спину, давя пауков и скорпионов. А под шею ейугодила крыса, та, что пряталась за телами, а может быть, ее родственница.Крыса негодующе запищала.

— Чтоб ты сдохла! — в сердцах бросила Мэри, поднялась, взялафонарь с крышки стиральной машины, зажала его под мышкой левой руки,наклонилась и начала отгибать оторванные полосы.

Дыра показалась ей достаточно большой. Во всяком случае, онасможет в нее пролезть.

— Господи, благодарю Тебя, — прошептала Мэри. — Пожалуйста,побудь со мной еще немного. Если Ты поможешь мне выбраться отсюда, я обещаювсегда помнить о Тебе.

Она опустилась на колени и просунула голову в дыру. От вониу Мэри перехватило дыхание. Она вытянула вперед руку и посветила фонариком.

— Господи! — Это был не крик, а вопль. — Господи! НЕТ!

Мэри показалось, что у стены навалены сотни трупов,бесконечная череда бледных лиц, выпученных глаз, разорванной плоти. Онаувидела, как стервятник, сидя на груди одного покойника, рвал клювом лицодругого.

Их не так много, сказала она себе. Не так много. Мэри,старушка, даже если бы их была тысяча, это ничего бы не изменило.

Однако она не могла заставить себя вылезти через щель.Места-то хватит, она в этом не сомневалась, но ей придется…

— Я же упаду на них, — прошептала Мэри. Фонарь в ее рукезадрожал, выхватывая из темноты щеки, брови, уши, заставляя вспомнить эпизод из«Психо»[78], когда лампочка в подвале начинает качаться взад-вперед и лицоубитой матери Нормана то освещается, то уходит в тень.

Ты должна вылезти, Мэри, произнес терпеливый голос. Должнавылезти сейчас, иначе будет поздно.

Она выключила фонарь и бросила его в щель.

1

Литературный лев стоял у стола с компьютерами и смотрел надальнюю стену лаборатории, вдоль которой на крюках висели люди, словноподопытные в нацистских лагерях. Все было так, как описывали Стив и Синтия, заисключением одного: женщина, висевшая под предупреждением о том, что в карьеренеобходимо ходить в каске, очень уж напоминала Терри.

Ты же знаешь, что это лишь твое воображение.

Знал ли он? Возможно. Но, Господи! Те же золотисто-рыжеватыеволосы, высокий лоб, нос, чуть свернутый в сторону.

— Не цепляйся к ее носу, — одернул себя Джонни. — У тебяхватает хлопот с собственным носом. Выкатывайся отсюда, да побыстрее.

Но поначалу он не мог заставить себя сдвинуться с места. Онзнал, что надо делать: пересечь лабораторию, вывернуть у всех карманы, найтиключи от автомобилей… Но знать — это одно, а вот сделать — другое. Влезть вкарман, почувствовать под рукой мертвую плоть… достать не только ключи, но икарманные ножи, носовые платки… может, флаконы с аспирином…

Все, что люди держат в карманах, в какой-то степени связанос ними, подумал он. Интересно, однако.

…. квитанции за штрафы, бумажники, кошельки…

— Хватит, — прошептал Джонни. — Просто подойди и посмотри,что там у них.

Радио неожиданно выплеснуло шквал статических помех. Джонниподпрыгнул. Никакой музыки. Время за полночь, местные станции давно закончилиработу. Они вновь порадуют слушателей хитами Трейвиса Тритта и Тани Такер ужепосле рассвета, но, если ему повезет, Джон Эдуард Маринвилл, которого «Харперс»однажды назвал единственным писателем-мужчиной Америки, чьи произведения что-тода значат, к этому времени уже будет далеко-далеко отсюда.

Джонни вспомнились слова мальчика: «Если вы уйдете, всерухнет».

Отмахнувшись от этой мысли, как от назойливой мухи, Джоннидвинулся к дальней стене. Да, можно сказать, что он их бросил, но вдействительности… Они тоже могли бы уехать, если б захотели, не так ли? Что жекасается его самого, то он возвращается к жизни, где нет места тарабарскимязыкам и разлагающимся на ходу телам. К жизни, где рост человека прекращается ктому моменту, когда ему исполняется восемнадцать. Ноги с неохотой несли его ктрупам. Да, сейчас он больше похож не на литературного льва, а на одного измародеров, которых он видел в Куангчи. Мародеры искали золотые медальоны икресты на телах убитых, иногда даже заглядывали в задний проход в надежде найтитам алмаз или жемчужину. Нет, это сравнение в высшей степени неуместно. Онздесь не для того, чтобы грабить трупы. Ключи, ключи от любого автомобиля настоянке, это все, что ему нужно. И потом…

Мертвая женщина под напоминанием о необходимости ношениякаски действительно выглядела точь-в-точь как Терри. Золотоволосая блондинка сдырой от пули в лабораторном халате. Конечно, нынче волосы у Терри незолотистые, а седые, но…

И опять ему на память пришли слова мальчика: «Когда вашакожа запахнет Тэком, вы будете горько сожалеть о том, что не остались».

— О, пожалуйста, — взмолился Джонни. — Не надо давить мне насовесть.

Он посмотрел налево, чтобы отвести взгляд от мертвойблондинки, которая так напоминала ему Терри, Терри далекого прошлого, когда онамогла свести его с ума, лишь положив ногу на ногу или прикоснувшись к немубедром, и сердце его радостно забилось. Вездеход. Стоящий у ворот ангара, подкрышей. А это означало, что ключи наверняка в замке зажигания. Если так, то емуне придется копаться в карманах жертв Энтрегьяна. Всего-то и требовалось:отцепить прицеп с образцами породы, открыть ворота, и в путь.