– Хорошо.

Восемь часов ковырялись у меня тут, и я говорю:

– Я вас тут оставляю, вы продолжайте это дело, я вам доверяю, вы – официальные люди, найти вы у меня ничего не найдёте из того, что вы ищете.

– Мы ищем роман Солженицына.

– А я его в глаза не видел никогда, ищите, а мы поедем в церковь».

Отец Александр поехал с несколькими гэбистами в храм в Тарасовку, и обыск продолжился в алтаре и в сторожке. Там тоже ничего не нашли.

Марианна Вехова

Было одно страшное лето, когда казалось – вот-вот мы потеряем отца Александра. Его без конца, чуть ли не каждый день, вызывали в КГБ. Иногда вызов приходил из Патриархии, но встречал его там какой-нибудь чин с Лубянки. Прошло несколько обысков в церковном домике и в доме отца Александра в Семхозе. Напряжение нарастало. И у нас складывалось впечатление, что так просто это всё не сойдёт на нет, что-то плохое случится…

Однажды, в жаркий день, когда прошли литургия, требы и все разошлись, я сидела на даче с ребёнком, и вдруг мне стало тяжело от мысли, что они дождались, когда все разойдутся, отец останется один, приедут, арестуют его и увезут, как это у них принято! Они стремятся совершать свои злодейства без свидетелей. От этих тревог я не могла усидеть в тишине и покое, тоска меня точила, и я побежала к церкви. Было душно, как перед грозой, пыльно, над травой висела мгла. У магазина, наискосок от церкви, стоял большой военный грузовик, и солдаты кого-то молча ждали в кузове.

«Это за ним!» – испугалась я окончательно и припустила что есть духу к церкви. Возле неё было пусто, тихо. Среди двора стоял отец и улыбался мне. Я сказала: «Я так боялась, что вас забрали! Они ведь могут организовать покушение, “несчастный случай”… Страшно оставлять вас одного».

«Как раз пока они меня пасут, не надо ничего опасаться, – сказал отец. – Им невыгодно сейчас меня убирать».

Юрий Глазов

Отец Александр держался своих правил игры с властями. Его беспрестанно вызывали на допросы в КГБ, и, не чая порой выйти из этих переделок живым и невредимым, он не сдавался, не раскалывался, не эмигрировал. Он не предал своих друзей, не отказался от веры в Христа. Эта вера была не только унаследована им от матери и её сестры, но дарована свыше, и само существование этого человека в нашей стране и в наше время – не лучшее ли доказательство бытия Божия?

С особой благодарностью воспринимаю наши последние встречи, наши самые последние беседы с отцом Александром. Моей жене Марине он признавался, что ему идут постоянные угрозы, но он старается не говорить об этом Наташе (жена о. Александра). Смысл его слов, сказанных Марине в связи с этими угрозами, вкратце можно передать так: «Не надо волноваться. Всё в руках Божиих. Если так случится, если эти угрозы окажутся действительными, то, значит, Самому Богу будет угодно это, и в этом нужно видеть большую благодать. Мученичества не ищут и не домогаются. Но не надо бояться, нужно отгонять страх и постараться сделать как можно больше. Каждый день делать как можно больше добрых дел, как можно больше людей обратить в веру. Самое же главное – нужно благодарить Бога за всё, и просыпаясь, и отходя ко сну. Что бы ни случилось, радуйся каждой минуте жизни, радуйся за всё посланное, ибо всё это в руках Божиих. И не отчаивайся. Разлуки нет. В этом ли мире или в другом мы все друг друга любим и всегда будем вместе».[121]

Священник Виктор Григоренко

Частично дело отца Александра и документы из него опубликованы. Из них становится понятно, почему за ним следили. Церковь контролировалась КГБ. Их интересовали связи с православными на Западе, контакты с представителями Русской православной церкви за границей. Церковные контакты с Западом воспринимались как подрывная деятельность, направленная против советского строя, и обвинения против отца Александра сводились к тому, что он был близок к западным христианам.

Работая над своими книгами, отец Александр переписывался со многими учёными, богословами и священниками на Западе. Я хорошо помню почтовый ящик, который всегда был набит письмами, и почтальоны жаловались, что устали их носить. Подобные связи раздражали КГБ, особенно на фоне экуменического движения, которое тогда поддерживалось, – достаточно взглянуть на «Журнал Московской Патриархии» того времени, где практически в каждом номере отражалась экуменическая деятельность, но связи отца Александра с Западом воспринимались как угроза государству. Этот мотив звучит в нескольких докладных записках на имя Андропова: «Контакты Александра Меня подрывают советскую государственность».

Владимир Ерохин

Как-то мы с отцом Александром прикалывали к стене его кабинета карту Святой земли. Отец был утомлён – его накануне несколько часов допрашивали на Лубянке. Согнулась металлическая кнопка. Я выкинул её в корзину со словами:

– Если кнопка согнулась, её уже не разогнуть.

– Ибо кнопка подобна человеку, – добавил отец Александр.

Михаил Завалов

Отца Александра настолько затравили в Новой Деревне, преимущественно староста, что он всерьёз собрался уходить, проситься на новое место. И в ту же ночь, как он это решил, староста умирает. А чуть ли не на следующий день его вызывают в ГБ – и начинаются новые испытания. Как закон сохранения энергии.

В период непрерывных допросов отец Александр всерьёз готовился к посадке: «Я сказал себе: я уже совершил всё, что замышлял. А теперь я мёртв и думаю уже только о том, как бы других не подвести». А в церковном домике в тот сложный период он наговаривал на магнитофон поздравления (кажется, на Рождество). А потом попросил выключить магнитофон и произнёс что-то вроде простого завещания. «Я никогда специально не старался, в отличие, скажем, от о. Димитрия Дудко, чтобы меня посадили. Но сейчас в их плане работы я стою на первом месте, поскольку всех священников-диссидентов уже пересажали, а им надо работать. Сейчас Мень – как пень. Так вот, друзья мои, если что-то со мной случится, я бы очень хотел, чтобы ваша жизнь продолжалась, как это было и при мне: чтобы вы продолжали встречаться, делать те же дела…»

Александр Зорин

В начале восьмидесятых мы ждали арестов, обыски уже начались. Молились за отца Александра. Тогда-то он и сказал: «Если мы нужны Господу, Он удержит нас и на ниточке».

Отец Александр, прекрасно зная действительное положение вещей, не перегружал обстановку навязчивыми опасениями. Он многого не боялся, потому что видел и знал больше нас. Его появление в любом доме могло быть опасным для хозяев – телефоны наверняка прослушивались. Но у страха глаза велики. И однажды я был весьма смущён тем, что, придя в дом, отец Александр сразу бросился к телефону и в разговоре не скрыл своего имени. Наши опасения он частенько гасил юмором. Помню, как-то сказал (мы шли по дорожке, по той самой, к его дому): «А вы думаете, здесь под каждым кустом майоры Пронины сидят?»