– Диктатура отнимает много времени, а я еще не пожил для себя. Поверьте, мистер Нельсон, завтра и я, и Фелис исчезнем. Навсегда.

У него был уверенный голос. Но кое-что он скрывал, и это «кое-что» все-таки сквозило во взгляде. Я не собирался оставлять это просто так. Если Лоррейн хотела всю правду о своих друзьях, она ее получит.

Он ждал. Впервые за вечер я видел на лице то, что и хотел увидеть, – тревогу. Он явно понял, что просчитался в одном, в мальчишеском желании показать себя слишком умным. Но он переборол себя, вновь изобразил равнодушную улыбку хозяина положения. Тон, в котором он заговорил, был снисходительным:

– Спрашивайте еще. Не бойтесь.

Это тебе нужно бояться, приятель.

– Хорошо. – Я прошелся за его спиной и снова оказался рядом. Я чувствовал, что он напряженно прислушивается, и тянул время. – Как вы поступите, если она забыла вас?

Мальчишка. Сейчас он казался обычным мальчишкой – ниже меня ростом, худой, с тонкими чертами. Снова я на миг ощутил что-то вроде жалости… и медленно продолжил:

– Вы хранили письмо. Искали дневник. Верили, что история ваших предков что-то ей даст. Думали вы о том, что это может просто не сработать? Вы умны, Кристоф. Очень. И, скорее всего, вы хотите жить, иначе все кончилось бы на борту японского корабля.

Я перехватил взгляд графини I. И понял, что озвучиваю то, о чем она лишь обмолвилась в рассказе. Кончики ее морщинистых пальцев постукивали по столу. В ней я неожиданно ощутил почти союзника – на короткий момент.

– Вы прожили достаточно, чтобы знать: люди не меняются быстро, особенно, дорвавшись до силы. Леди может завтра получить контроль над Правительством Британии. Вы все еще думаете, что нужны ей? Нужны… вот таким? Уродом?

Я знал: для него это сродни удару в корпус, ожидаемому, но оттого не менее болезненно сшибающему с ног. Он больше не смотрел на меня, опустил взгляд.

– Я ей нужен, – наконец глухо произнес он. – Если я не буду верить в это, мне будет не во что верить вовсе. Я должен попробовать. У меня есть еще шанс вылечиться, Тибет, туда я так или иначе отправлюсь по старой карте родителей…

Слабина звенела в каждой интонации. Я окончательно понял, что победил: пробил брешь в его уверенности. Сквозь эту брешь выступала последняя, самая мерзкая правда. Правда, которой при другом раскладе я бы ни за что не дал подтвердиться при Лори. Она ведь тоже слишком умна, не могла не подозревать. Теперь она не сводила с Кристофа глаз.

Невольно я усмехнулся: конечно, она выбрала это сама. Не церемониться с собой, играть по правилам мужчин, слышать все, что слышат они, и принимать вместе с ними все решения. Собравшись, я наконец произнес – особенно четко и громко:

– Итак. Как вы поступите, если она рассмеется вам в лицо и попытается вас убить? Вы отпустите ее? Вы четко сказали, что не желаете полиции.

Ответа не было.

– Что вы сделаете, Моцарт?

Очень медленно он произнес:

– Я беру с собой револьвер. Больше она никого не убьет. Я обещал, что с завтрашнего дня мы не доставим вам проблем. Я держу обещания.

– Прекрасно. Это я и хотел услышать. А… вы, мисс Белл?

Она вскочила, хромая, бросилась к двери и захлопнула ее за собой. Я знал точно: она даже не плачет, для этого у нее не осталось сил. Кристоф посмотрел ей вслед.

– Для любимого человека довольно жестоко.

– Любимому человеку не врут, – отрезал я. – Друзьям тоже.

– Всегда был против женщин-сыщиков, – пробормотал Эгельманн. – Что ж, мистер Моцарт, думаю, мы договорились. Я сделаю то, о чем вы просите.

Он взял себя в руки, говорил сухо и деловито. Я знал: начальник Скотланд-Ярда уже сочиняет слова, которые услышит сегодня ночью каждый из членов Кабинета Министров. Приблизившись к Артуру, Эгельманн хлопнул его по плечу.

– Я думаю, вы сможете выбрать… то, что подойдет. Правильно? Хотелось бы посвящать в детали поменьше людей, даже наших.

Токсиколог кивнул; он по-прежнему был бледен. Я его понимал: предстояла отвратительная работа. Начальник Скотланд-Ярда же просто расцвел.

– Артур, мы победим. Осталось последнее усилие.

Как же легко оказалось свить из него веревку! Мысль заставила усмехнуться. Чертов Моцарт прекрасно знал, что делает и кого с кем сводит. Дружба, нелепая привязанность, граничащая с помешательством. Из-за нее Лори приняла сторону этого психопата, из-за нее Эгельманн собирается завтра рисковать головой и ставить под удар Лондон. Дело вовсе не в бомбах на мосту, нет… бомбы – лишь неприятное дополнение.

Отвращение поднималось с каждой секундой. Старая графиня неотрывно смотрела на меня водянистыми и в то же время пристальными глазами, с издевательским беспокойством.

– Зря обидели девочку. На ней просто нет лица.

– Вам ли говорить мне такое? – как можно учтивее поинтересовался я. – Вы сами устроили так, чтобы мы встретились, сами толкнули ее ко мне в постель, а теперь…

Слова – горькие, злые, – срывались с губ одно за другим. Я даже не понимал их смысла, я словно опять стал вспыльчивым юнцом и ненавидел себя за это. Сдержанность изменила мне, я сжал кулаки и знал, что губы свело в неестественную усмешку. Я ничем не отличался от Кристофа – такой же влюбленный идиот. А она стояла против меня, седая, спокойная и улыбающаяся.

– Вы ошибаетесь, мой блистательный детектив. Единственный, кто был во всем этом плане случайностью, – вы. Вас никто не ждал. То, что вы остались с ней, было более чем неожиданностью… и для меня приятной. Поверите вы или нет, но я люблю мисс Белл.

– Не поверю, – глухо отозвался я. – Вы играли ею как куклой.

– В этом есть зерно правды. – Она смиренно потупилась. – Но из всех, кем мы играли, играть ею было особенно неприятно.

Это стало последней каплей.

– Значит, вам неприятно… – глухо прошептал я, делая к ней шаг.

Придушить старую курицу. Просто свернуть шею ей, а потом мальчишке, который так и остался мальчишкой, – с мальчишеским гонором, эгоцентризмом и наивностью. Никто не успеет меня остановить. Пятна гнева поплыли перед глазами, я почти взвыл.

– Нехорошо, мой мальчик? – Графиня все так же усмехалась. – Вам стоит меньше нервничать, или к моим годам наживете изжогу. Кстати… если говорить об играх, то и вы отличились. Сначала спасли женщину и разделили с ней дом, теперь отвернулись. Вы думаете о законе, о справедливости, не даете шанса Фелис. А… она?

Слова напомнили пощечину, такую влепила однажды Лори. В них уже не было ни насмешки, ни превосходства. Графиня смотрела мне в глаза и молчала. Она выиграла. Они оба выиграли.

– Я найду ее, – тихо произнес я. – Мы уходим.

Я направился к двери, ведущей в коридор. Все это время я ощущал спиной взгляд Кристофа. Наверное, при других обстоятельствах этот человек застрелил бы меня прямо сейчас: я заставил его раскрыть карту, которую он раскрывать вовсе не планировал. Но когда я оглянулся, мальчик держал в руках шкатулку, лицо его было отрешенным. Шкатулка открылась, заиграла знакомая музыка. Я тихо спросил: