счет дополнительных частных поставщиков. Здесь преобладало мнение, что государство не должно приватизировать основную область своих задач, если оно хочет продолжать выполнять свои обязанности.

Особым случаем была почтовая служба, которая часто рассматривалась как яркий пример государственного предприятия, которое было перегружено, не имело инноваций и было не очень эффективным. После долгих споров Бундеспочта была приватизирована в два этапа, начиная с 1989 года, и возникли три независимые компании: так называемая «желтая почта», которая в последующие годы превратилась в крупнейшую в мире логистическую компанию; «Дойче телеком», которая обслуживала бурно развивающийся сектор телекоммуникаций и стала одной из немецких компаний с самым высоким оборотом; и, наконец, «Постбанк», который превратился в стабильное, независимое кредитное учреждение. Здесь приватизация оказалась успешной как с экономической точки зрения, так и с точки зрения рынка труда. В других областях, таких как муниципальное водоснабжение, энергетика, утилизация отходов и общественный транспорт, это не всегда происходило, и во многих городах приватизация, проведенная в 1980‑х годах, была позже отменена[12].

Заявление Коля о том, что правительство возьмет «передышку в социальной политике», вызвало протест и беспокойство среди социальных союзов, а также оппозиции. На практике, однако, до 1989 года существенного сокращения социальных выплат не происходило. Сразу же после прихода к власти правительство приняло пакет мер жесткой экономии, включающий сокращение или отсрочку социальных выплат. Финансовая поддержка школьников по Федеральному закону о содействии образованию (BAföG) была отменена, корректировка пенсии была отложена на полгода, пособие на жилье и выплаты на содержание были урезаны – заметные потери, но такие уже были при Шмидте. По крайней мере, заявленная цель по снижению коэффициента социальных выплат была достигнута: с 32,6 до 29,2 процента в период с 1980 по 1990 год[13].

Критика социальных выплат, которые постоянно расширялись с 1950‑х годов, исходила из разных лагерей. Рыночно-либеральные голоса предостерегали против создания нового класса получателей социального обеспечения, которые будут постоянно зависеть от государственных пособий и не вернутся в ряды рабочей силы. Таким образом, будет уничтожена готовность нести ответственность за себя. В конечном счете этот процесс был направлен на создание общества без перемен и динамизма. Другие критики сосредоточились на новых формах несправедливости, порожденных социальной политикой: прежде всего, в невыгодном положении окажутся молодые семьи и многодетные семьи. В то же время демографические изменения не будут в достаточной степени учтены, что приведет к быстрому увеличению числа получателей пенсий и уменьшению числа плательщиков взносов. Оба направления были хорошо приняты правительством, хотя все предложения по радикальному структурному изменению социальной политики встретили отторжение, особенно со стороны популярного министра социальных дел Норберта Блюма.

Однако, если хочется укрепить принцип индивидуальной ответственности, субсидиарности и в то же время учесть демографические изменения, начинать нужно с семьи, как считала коалиция. На этом были сосредоточены социально-политические обязательства правительства, которое выделило значительные средства для молодых семей с помощью недавно созданного пособия на воспитание ребенка и отпуска по уходу за ребенком. В то же время матерям, вынужденным оставить работу в связи с рождением и воспитанием ребенка, было гарантировано возвращение на работу в течение года, периоды воспитания детей засчитывались в счет пенсионных выплат, были увеличены налоговые льготы для семей с детьми и детские пособия. В целом в период с 1985 по 1989 год выплаты по семейной политике составили более 30 миллиардов марок – явное и заметное изменение акцентов в социальной политике.

Однако в основе реформы лежала модель семьи, которая явно контрастировала с реальностью, существовавшей в то время. Эти меры были направлены на то, чтобы облегчить матерям финансовую концентрацию на рождении и воспитании ребенка и избежать или, по крайней мере, уменьшить неблагоприятные условия в их трудовой жизни. Они не ставили перед собой цель сделать возможным одновременное получение оплачиваемой работы и материнство. Это потребовало бы огромных инвестиций в детские сады и центры дневного ухода, а также было бы несовместимо с убеждениями семейной политики ХДС/ХСС. Предложение министра по делам семьи Лер о создании мест в детских садах для двухлетних детей вызвало здесь бурю негодования, как и требование СвДП о налоговых льготах на помощь по уходу за детьми. По их словам, нельзя платить горничной за жену работающего дантиста и нельзя поощрять мать «рожать двухлетнего ребенка раньше времени». Воспитание маленьких детей и работа женщины в идеале должны идти друг за другом, а не одновременно. Таким образом, семейная социальная политика закрепила модель традиционной семьи, в которой мужчина является кормильцем, а женщина – матерью[14].

Вторым новшеством социальной политики этих лет стало введение независимого обязательного страхования долгосрочного ухода, также ставшее ответом на демографические изменения. Однако во всех остальных областях оказалось, что реальные изменения в направлении развития социальной системы вряд ли возможны из‑за множества конфликтующих интересов. С одной стороны, это вызывало сожаление, поскольку важные шаги по реформированию, например в системе здравоохранения, где резко возросли расходы, можно было осуществить только с большим сопротивлением. Даже широко анонсированная пенсионная реформа ограничилась индивидуальными изменениями и накоплениями. С другой стороны, анализ сопоставимых социальных систем в других странах показал, что за частичную или далеко идущую приватизацию пенсионной системы по старости, например, приходится платить не только сокращением пособий, но и порой резким социальным неравенством. Другая альтернатива – переход к пенсиям, финансируемым за счет налогов, как в Великобритании, – не предусматривала бы градации пенсий в зависимости от уплаченных взносов (и, соответственно, полученного дохода), а создала бы стандартную базовую пенсию, к которой также необходимо было бы добавить частное страхование. Решение придерживаться прежней системы в принципе и вносить коррективы там, где это необходимо, было выражением зависимости от пути социальной политики, то есть невозможности существенно отклониться от однажды выбранного пути. С другой стороны, несмотря на значительное бремя, западногерманская социальная система впоследствии оказалась более эффективной и значительно более прочной, чем предсказывали ее критики[15].

Наконец, отмена субсидий. Даже сам термин не совсем ясен, поскольку под ним можно понимать как налоговые льготы для многодетных семей, так и субсидии для разоряющихся государственных предприятий. Однако, по сути, вопрос заключался в том, в какой степени на структурные изменения должны влиять государственные меры. Ярким примером этого был так называемый «угольный пенни», почти десятипроцентная надбавка к ценам на электроэнергию, которая взималась с 1974 года для субсидирования долгое время нерентабельной добычи угля в Рурской области и Сааре. С аргументом о необходимости создания «национального энергетического резерва» добыча каменного угля в Западной Германии не была прекращена, как это давно было очевидно с экономической точки зрения, а искусственно поддерживалась. Однако на