– Как хочешь. Я все еще злюсь на тебя, Альба. Ты скрыла, что тебе сорок лет, когда мы спорили насчет моего дня рождения в Пасо-дель-Дуэнде… Ты обязана была мне сказать, что тебе тоже сорок и ты в списке приговоренных, как и я.

– О своей безопасности я всегда заботилась сама. Как видишь, даже с пчелами расправилась.

– Проблема не в этом, а в том, что ты мне не доверяла. У нас не было доверия, которое должно возникнуть между партнерами, – написал я.

– Потому что мы ими не были. Я была замужем, Унаи.

– А теперь ты вдова, как и я.

– Ты знал, что их мать звали Бланка? Удивительно, правда?

– Еще один повод не притворяться кем-то другим. Теперь ты знаешь, что значит двойная личность.

Наверное, я был слишком резок, но я действительно злился; зло токсично, оно отравляет душу.

– Он красил волосы. Марио красил волосы в темный цвет, а я, офицер полиции, жила с ним рядом и ничего не замечала… Ты говоришь, что у психопата нет чувств, что он притворяется, что что-то чувствует. У нас должен был родиться ребенок. Я была замужем за человеком, – неспособным испытывать чувства, вынужденным притворяться.

– Я – не он. Я такой, как я есть, каким ты меня видишь. У меня есть чувства – быть может, их даже слишком много – сейчас я страдаю.

Но Альба не участвовала в разговоре. То, что она говорила, было монологом, признанием, разрядкой.

– По ночам он изучал мои записи: пока я училась и продвигалась по работе, все документы приносила домой. Он их читал, внимательно изучал все наши действия и маневры. Впитывал каждый разговор о работе. Те ужасные вечера, когда мы подолгу болтали и я отводила душу, становились для него бесценным источником информации. Это он убедил меня просить о переводе в Виторию, потому что Тасио собирался выйти из тюрьмы, и он разрабатывал вторую часть мести. Я отказалась от налаженной жизни, от своего окружения, уехала из родного города – а все из-за убийцы, который хотел вернуться к своим преступлениям. Все, что я прожила за последние годы, было ложью.

Я прочитал длинный текст на экране и чуть не швырнул телефон в пропасть.

– Не все. С этим я не согласен. То, что было между нами, было правдой. И продолжает ею быть.

– Только послушай нас, Унаи. Послушай, что мы говорим. Мы оба все еще слишком потрясены. Мне придется пересмотреть все свои ментальные схемы, понимаешь?

– Нет, но я готов это принять.

– Правда не понимаешь?

– Я видел твое мертвое тело.

– А я видела, как ты умираешь, когда мой муж в тебя выстрелил.

– По-моему, с нас достаточно. Чего тебе еще надо?

– Мне нужно время.

– Сейчас нет уже никакого мужа. Нет никаких препятствий. Я тогда действительно умер и теперь многое вижу иначе. Я устал ждать идеальных обстоятельств, они никогда таковыми не будут. Только об одном прошу: не отказывайся от профессиональной карьеры из-за того, что случилось, не поддавайся. Тем более из-за меня, из-за того, что мы больше не видим друг друга. Если хочешь жить без меня, я не буду ни о чем тебя упрашивать, но мы можем работать вместе, не причиняя друг другу страданий. Постепенно привыкнем.

Грубый просчет: а все из-за желания снова оказаться с ней рядом.

– Мне нужно время, – написала она, и я испугался, что мы ходим по кругу и никогда ничего не решим.

– Ты вернешься в Виторию? – спросил я.

– Не знаю.

– Я могу навестить тебя в Лагуардии? – настаивал я. – Я на вершине Сан-Тирсо, отсюда виден твой город. Будь у меня зрение, как у орла, который парит у меня над головой, я бы сейчас тебя увидел.

– Скажи, а ты заговоришь снова?

– Осторожно, Альба, – осадил я ее. – Ты коснулась слишком болезненной темы.

– Ты не ответил.

– Разве? – раздраженно написал я.

– Это лишь доказывает, что мы до сих пор не выздоровели. Я должна лечиться одна, и ты должен лечиться один. Не хочу, чтобы мы стали парой лишь потому, что нужны друг другу. Если когда-нибудь я приму решение быть с тобой, ты к этому времени должен восстановиться, вылечиться, преодолеть себя. Я не хочу, чтобы ты во мне нуждался и не хочу нуждаться в твоих утешениях. Мы оба сильные люди, у нас все получится.

И тогда я решил выдернуть гвоздь, который так сильно жег мое тело.

– Хорошо. Я приеду к тебе, когда полностью восстановлюсь.

Горькая правда заключалась в том, что это было невозможно. Осень шла своим чередом. Я собрал урожай фундука и навострился виртуозно его чистить. С нетерпением ждал появления каштанов, чтобы жарить их на огне вместе с дедушкой и Германом. А вот мозг… мне было страшно хоть как-то его напрягать. Собственную голову я отныне воспринимал как нечто хрупкое, то и дело замечал входное отверстие от пули и ненавидел, когда оно отражалось в зеркале: даже волосы отрастил, чтобы они скрывали шов, придававший мне вид ярмарочного калеки.

Какая ирония, что именно они, близнецы Ортис де Сарате, пришли мне на помощь…

10 ноября, четверг

Это был первый вечер без дождя. Целую неделю лило как из ведра. Впрочем, меня это не слишком раздражало: дождь – всего лишь чистая вода, пропитывающая одежду. Но перерыв был очень кстати: я работал в саду под огромным грушевым деревом.

– К тебе гости, – раздался у меня за спиной голос деда.

«Кто именно?» – кивнул я.

– Один из двоих лисят. К тому же на материной машине.

«Я не хочу никого видеть», – кивнул я.

– Это знает вся Алава. Говорит, что не уедет, не повидавшись с тобой. Сходить за ружьем?

Я пожал плечами. Какое мне дело? Я все равно ничего не решаю.

И все-таки я побрел к дому и нехотя поднялся по – лестнице. Он поджидал меня в старой кухне, грея руки у огня.

«Видишь, как полезно провести три месяца вдали от тюряги», – написал я на планшете вместо приветствия.

Сидевший напротив меня Тасио практически не отличался от Игнасио, которого я видел последнее время. Он раздобрел, привел в порядок зубы; на нем была голубая рубашка, придававшая ему свежий вид, и костюм от «Барбур» ценой в мое годовое жалованье. Он вновь стал привлекательным типом, хотя дедушку это, видимо, не особо впечатлило: я слышал, как у меня за спиной он на всякий случай снял предохранитель.

«Спокойно, дедушка», – кивнул я.

– Мы это сделали, Кракен. Мы с ним покончили, – торжественно проговорил Тасио.

Да, он стал другим. Тасио стал другим. Радушная улыбка, открытое лицо, прямой взгляд. Своим видом он больше никого не пугал и не отталкивал. Если б он был женщиной, я думал бы только о том, как заняться с ней любовью. Если можно, не один раз.