стоило оставить на крайний случай. Отец запретил его рубить, и мужикам приходилось ездить за брёвнами очень далеко. Сплавлять лес из наших владений по реке было ближе и проще. Сухопутной дороги туда не было, мешали невысокие скалы. Отец опять запретил.

Я попытался сказать свое слово, заявил, что у мужиков очень жизнеспособные идеи. Сказал, что если сдерживать активность мужиков, то наши доходы со временем сильно уменьшатся. Отец приказал мне заткнуться в самой грубой форме.

По пути в замок отец разорался, что если его люди будут оспаривать его слова в присутствии других людей, а тем более мужиков, то никакого уважения к нему не будет и никто уважать власть не станет. Никогда не видел его в таком состоянии.

Я припомнил ему историю, как мы с кочевниками за ничтожное время проложили линию конки. Никакого приказа не ждали и ни у кого идей не просили. Сбросились и проложили. Сказал, что если так пойдёт и дальше, то кочевники обгонят нас в развитии и их государство будет и богаче, и великолепнее. Им не мешают работать всякие местные самодуры, у которых надо спрашивать разрешение на каждый чих. И тогда все наши мужики будут смотреть на них с завистью, что закончится вилами в бок лично нам. Отец сказал, что я перешёл все границы и что он больше не хочет слышать ни одного слова от меня.

Ночью Ва плакала. Сказала, что у неё организм сбросил всё, что растил. Наверное, ей всё-таки стоило ездить в повозке, а не скакать на лихом коне. Обнять и утешить себя не дала, пришлось ограничиться устным выражением сочувствия.

На следующее утро отец вызвал меня к себе. Он просто сиял. Эта его сияющая радость напугала меня больше всего.

— Я принял решение. Государь требует от благородного сословия, чтобы хотя бы несколько человек из графства выбирали путь духовного служения. Ты идеально подходишь на эту роль. Боевых способностей нет, зато поучаешь отца уже в пятнадцать лет. Поедешь завтра в Огненную Лавру. Заедешь к графу, скажешь, что одного человека мы Государю в этом году обеспечили. Граф будет счастлив, а то у него каждый год головная боль, кого бы сплавить.

— Отец, я не хочу быть монахом! Строить лесопилки и рельсовые дороги, решать конфликты между людьми — это да. Я из благородных, моё дело — решать проблемы силой.

Отец взорвался:

— А я хотел выгонять старшего сына из-за тебя, бестолкового? Я хотел тебя вчера избить при мужиках за противоречие отцу! Но не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Так что завтра едешь учиться на святого отца. Если будешь хорошо учиться, получишь приход и право жениться. Может, твои дети и наследуют хоть какую-нибудь плохенькую боевую способность через поколение, такое бывает. А пока ты бесполезен среди благородных. К тому же ездить по ушам кочевникам в роли жреца у тебя получалось очень хорошо. Так что это твоё. Завтра… Нет. Не завтра. Даю вам с ведьмой две недели. Пусть ходит в церковь к отцу Мехидо каждый день и выучит все молитвы и все обычаи. Иначе святые отцы сожгут её сразу, как вы там появитесь. Коня сдай на конюшню. Дам вам с собой повозку. Доспехи тоже все в замке оставь. Один меч возьми. В слуги бери… Как там его? Серен? Мальчишка, с которым вы крайний раз ездили? Ему тоже придётся стать монахом, чтобы служить тебе в Лавре. Я буду высылать вам деньги. Немного, так что лишнего не трать. Свои заработанные деньги сохрани и не трать. Они пригодятся тебе, когда закончишь обучение в Лавре. Постарайся закончить обучение и сдать экзамен на святого отца. Иначе останетесь простыми монахами. И постарайся эти две недели не попадаться мне на глаза.

Я хотел умолять отца дальше, но тут у меня появилась Мечта. Большая Мечта. Я представил, как приеду в Первый Город и перетяну всех кочевников в веру Бога-из-Огня. Назло Ирме и тупым жрецам Радо. Слезы сразу высохли. Я поблагодарил отца за заботу и откланялся. Кажется, папочка удивился.

Эту идею я озвучил и Серену. Другу перспектива стать монахом совсем не понравилась. Ему хотелось женщину, и сильно. Идея насолить Ирме и осчастливить кочевников его тоже мало радовала. Но он подчинился приказу, предварительно поворчав про самоуправство и деспотизм «хозяев людей».

Ночью меня разбудила Васта. Она показала на спящую рядом Ва и попросила:

— Сделай ей ребенка. У меня уходит очень много внимания и времени управлять ею издалека. Я прослежу, чтобы она не проснулась.

Я начал готовиться, Васта жадно смотрела на приготовления. Этот жадный взгляд навёл меня на мысль прочитать молитву. Как только я мысленно упомянул Бога, иллюзия рассеялась, и выяснилось, что над двести пятой висит совсем не Васта, а ВАМТАШПА. Я чуть не остыл от осознания того, что моя драгоценная жрица сейчас чуть не потеряла способность к целительству.

Появилась настоящая Васта, отвесила демонице щелбан. Та разлетелась мелкой пылью. Васта обратилась ко мне:

— Зря ты не довёл дело до конца. Паршивка говорила правду. На расстоянии заставлять малышку любить тебя действительно тяжело, занимает много времени и внимания. С этого дня если проснешься ночью ни с того, ни с того, делай ей ребёнка. Знай, что это я тебя разбудила, а её усыпила. Это гораздо легче.

— А ну-ка прочитай молитву Господу, — попросил я.

Васта прочитала несколько молитв и даже бровью не повела, когда я прочитал свои. Похоже, настоящая Васта.

-. А она точно не потеряет дар целительства, если вдруг проснется?

— Во-первых, не проснётся. Во-вторых, не потеряет, даже если проснётся. Это не я лишаю их дара целительства после любви. Это их дурацкое воспитание. Им в детстве внушают, что они должны служить только своей богине. И если они займутся любовью, то сами себе запрещают исцелять, неосознанно, за то, что считают себя запятнанными.

— Так что, запрета нет?

— Ещё как есть. Но только в её сознании. Можно сделать так: я буду её будить, когда она будет приближаться к точке удовольствия. А то боль от родов будет, а удовольствия никакого. Это несправедливо по отношению к этим преданным девочкам. К этой особенно. Сделай ей ребёнка.

Я вошёл в двести пятую и начал пахать. Васта ласково гладила голову малышки, при этом смотрела на неё с большой любовью. Только тут я поверил, что это настоящая Васта. Никто не смог бы изобразить на лице ТАКУЮ любовь.

Я задумался о том, кто мы для богов. Как они о нас думают, что чувствуют?