были не такими, как у служителей Мордиггиана. Он не знал, заметили они его или нет, и, скорчившись в три погибели под столом, на всякий случай вытащил из ножен свой кинжал.

Теперь он различал три голоса: один – торжественный и повелительный, другой – слегка гортанный и раскатистый, а третий – пронзительный и гнусавый. Выговор был чужим, отличавшимся от речи жителей Зуль-Бха-Саира, и многих слов Фариом не понимал, а кроме того, мало что мог расслышать.

– …Здесь… в конце, – произнес торжественный голос. – Быстрее… нельзя терять времени…

– Да, учитель, – отозвался раскатистый голос. – Но кто эта вторая?.. Она очень красивая.

Похоже, разгорелся тихий спор. Очевидно, обладатель гортанного голоса на чем-то настаивал, а двое других с ним не соглашались. До Фариома, скорчившегося под столом, доносились только обрывки слов, но из них он уловил, что первого звали Вемба-Тситх, а тот, кто говорил пронзительно и гнусаво, носил имя Наргхай. Наконец их заглушил мрачный голос того, которого они называли учителем:

– Твоя идея не слишком мне нравится… Это задержит наш отъезд… К тому же тогда двоим придется ехать на одном верблюде. Но ты, Вемба-Тситх, можешь взять ее, если справишься с заклинаниями без моей помощи. У меня нет времени произносить сразу две формулы… Это будет хорошим испытанием твоего мастерства.

Вемба-Тситх забормотал слова согласия или благодарности, но учитель оборвал его:

– Замолчи и не трать времени понапрасну.

Фариом, мучительно силившийся догадаться, что означает весь этот странный разговор, увидел, что двое шагнули к столу ближе, как будто склонившись над мертвыми. Он услышал шорох ткани, а в следующий миг все трое уже удалялись в направлении, противоположном тому, откуда пришли в святилище. Двое несли какой-то груз, бледно и неразличимо мелькавший в полумраке.

Черный ужас сжал сердце Фариома, ибо он прекрасно понял, что за ноша пригибала к земле эти фигуры и кому принадлежало одно из похищенных тел. В мгновение ока он выбрался из своего укрытия и увидел, что Илейт действительно исчезла со стола вместе с Арктелой. Темные фигуры скрылись во мраке, окутывающем западную стену зала. Юноша не знал, были ли похитители вурдалаками или кем-то еще ужаснее, но бросился следом за ними, от беспокойства за Илейт позабыв обо всех других опасностях.

Посреди стены он обнаружил выход в коридор и нырнул в его узкое жерло. Где-то далеко впереди брезжил красноватый мерцающий свет. Затем что-то глухо лязгнуло, и полоса света сузилась, как будто пробивалась теперь сквозь неширокую щель: кто-то прикрыл дверь зала, из-за которой доносилось мерцание.

Ощупью двигаясь вдоль стены, Фариом дошел до щели, сквозь которую просачивался алый свет. Бронзовая дверь, испятнанная темной патиной, была приоткрыта, и глазам Фариома предстало странное и жуткое зрелище, озаряемое зыбкими кроваво-красными огоньками, горевшими в урнах на траурных постаментах.

Комната была обставлена с чувственной роскошью, до странности не вязавшейся с тусклым и мрачным камнем храма смерти. Диваны были обиты великолепными узорчатыми тканями, пол устилали роскошные ковры – алые, золотые, лазурные, серебряные; в углах возвышались богато изукрашенные драгоценными камнями кадильницы из неведомого металла. Низенький столик сбоку у стены был заставлен странными бутылями и диковинными приспособлениями, которые могли бы использоваться для врачевания или колдовства.

Илейт лежала на одном из диванов, а рядом с ней на другом диване было распростерто тело Арктелы. Похитители, которых Фариом впервые увидел в лицо, были заняты некими непонятными приготовлениями, весьма его озадачившими. Первым его побуждением было ворваться внутрь, но желание это быстро сменилось изумлением, и юноша, оцепенев, остался стоять за дверью.

Один из троицы, высокий мужчина средних лет, которого Фариом посчитал учителем, собрал какие-то диковинные сосуды, среди которых были маленькая жаровня и курильница, и расставил их на полу подле ложа Арктелы. Второй, помладше, с похотливыми раскосыми глазами, установил точно такие же предметы перед Илейт. Третий, тоже молодой и неприятный, стоял и смотрел на все происходящее с боязливой и беспокойной гримасой.

Фариом догадался, что перед ним колдуны, когда со сноровкой, достигнутой за долгие годы практики, они разожгли в курильницах и жаровнях огонь и одновременно нараспев затянули заклятия на странном языке, сопровождая их через равные промежутки времени разбрызгиванием темных масел, капли которых с громким шипением падали на угли в жаровнях и порождали огромные клубы жемчужного дыма. Над курильницами взвивались темные струйки испарений, сплетаясь, точно вены, внутри расплывчатых, бесформенных фигур, образованных клубами более светлого дыма и походивших на призрачных гигантов. По залу распространился нестерпимо едкий запах каких-то снадобий; они раздражали все чувства Фариома, перед глазами у него все плыло и теперь казалось неестественно громадным, причудливо разрасталось и искажалось, как в наркотическом сне.

Голоса некромантов выводили нечестивую песнь, которая то оглушительно взмывала ввысь, то вновь затихала. Повелительные и строгие, они, похоже, умоляли о том, чтобы свершилось запретное святотатство. Точно столпившиеся призраки, извивающиеся и кружащиеся, наполненные недоброй жизнью, пары поднимались над диванами, на которых лежала мертвая девушка и девушка, объятая видимостью смерти.

Потом, когда зловеще извивавшиеся дымки стали рассеиваться, Фариом увидел, как бледная фигура Илейт зашевелилась, точно пробуждаясь ото сна. Она открыла глаза и вскинула бессильную руку. Молодой некромант прекратил песнопение, резко оборвав каденцию, другой же так и продолжал петь, а Фариом все еще был опутан странной колдовской паутиной, не дававшей ему сдвинуться с места.

Дымка медленно развеялась, как толпа тающих в воздухе призраков. Арктела сомнамбулически поднялась. Звучная песнь Абнона-Тха, стоявшего перед ней, смолкла. В наступившей ужасной тишине Фариом услышал слабый вскрик Илейт, а следом ликующий раскатистый голос Вембы-Тситха, склонившегося над ней:

– Смотри, о Абнон-Тха! Мои чары быстрее твоих, ибо моя избранница проснулась прежде Арктелы!

Фариом очнулся от оцепенения, точно какие-то злые чары утратили над ним власть. Он рванул тяжелую дверь из потемневшей бронзы, и она с недовольным скрежетом подалась. С кинжалом в руке юноша ворвался в комнату.

Илейт, в жалобном изумлении распахнув глаза, повернулась к нему и сделала бесплодную попытку подняться со своего ложа. Арктела, безмолвная и покорная Абнону-Тха, казалось, не обращала внимания ни на что, кроме приказаний некроманта. Выглядела она как прекрасный бездушный механизм. Колдуны, резко обернувшиеся на скрежет двери, с исключительным проворством отскочили, прежде чем Фариом успел напасть, и выхватили из ножен короткие кривые мечи. Наргхай выбил кинжал из пальцев Фариома, метнув свой меч, который отсек тонкое лезвие от рукоятки, а Вемба-Тситх замахнулся и убил бы юношу на месте, если бы не вмешался Абнон-Тха, велевший ему остановиться.

Разъяренный Фариом стоял под занесенными мечами, не решаясь пошевельнуться, и его насквозь прожигали темные испытующие глаза Абнона-Тха, похожие на