– Они использовали Хейдена, чтобы избавиться от нас. Сейчас его нет… ну, они могут заняться этим сами, у них нет причин отказываться от развлечения.

И, словно по сигналу, что-то начало скрестись о внешнюю стену дома.

– Розали! – закричал я. – Отойди!

– Все в порядке, – ответила она мечтательно, – это всего лишь ветер. Здесь ничего нет. Не надо беспокоиться.

Звук растянулся, слово мыло по наждачной бумаге. Он слышался из-за досок на окнах, но также казалось, будто он проходит еще через что-то, окружающее нас, словно звук и был самим врагом.

– Элли, – я взял себя в руки. – Что будем делать?

Она, казалось, так легко взялась руководить, что я без размышлений, с уверенностью обратился к ней, полагая, что у нее будет план. Но моя уверенность была разбита вдребезги.

– Я не знаю, – она положила дробовик на локтевой сгиб, словно ребенка, и я осознал, что не знал ее так хорошо, как думал вначале. Были ли у нее дети, задумался я. Где ее семья? Откуда появилась такая способность контролировать себя?

– Розали, – начал я осторожно, – на что ты смотришь?

Розали стояла возле окна, пристально глядя в щель на освещенные луной события, которые никто больше не видел. Ее выражение лица изменилось с испуганного на печальное, и я увидел слезу, стекающую по ее щеке. Она больше не была той циничной, жестокой Розали, которую я знал. Казалось, будто все ее страхи осуществились, и ей это нравилось.

– Рози! – снова тихо, но решительно я позвал ее.

Розали повернулась, чтобы посмотреть на нас. Реальность ошеломила ее, она не могла спрятать слезы.

– Но он мертв, – сказала она, то ли утверждая, то ли спрашивая.

И до того, как я успел спросить, о ком она говорила, что-то ударило в дом.

Отовсюду послышался звук разбивающегося стекла: из-за досок на кухне, в коридоре, приглушенные звуки еще где-то в темноте поместья.

Розали как раз отступила от щели, когда туда протиснулась блестящая белая конечность, прозрачные ногти, пытающиеся поцарапать ее лицо, но разрезающие только воздух.

Элли прошла вперед, просунула дуло в щель и нажала на спусковой крючок.

Не было ни криков боли, ни стонов, но конечность исчезла.

Что-то начало колотить по разбитым окнам в кухне, вибрации проходили через прибитые на скорую руку доски, гвозди с каждым ударом медленно поднимались из деревяшек. Элли выстрелила еще раз, хотя я не видел, во что она стреляла. Когда она повернулась для перезарядки, она избегала моего вопросительного взгляда.

– Они ломятся внутрь! – закричал я.

– Вижу! – резко сказала Элли.

Она отступила, когда кусок дерева оторвался от края одной из досок и ударился о покрытый инеем пол. Она вздернула дробовик и выстрелила дважды в расширяющийся просвет. Белые существа начали пробираться сквозь щель между досками, появились, по-видимому, пальцы, но очень длинные и тонкие, и более гибкие, чем те, которые я когда-либо видел. Они переплетались и слепо ощупывали дерево… а затем схватились за торчащие гвозди.

Они начали тянуть.

Гвозди скрипели, когда их один за другим вытягивали из досок.

Я взял молоток и пошел забивать гвозди, ударяя по каждому только один раз, целясь по тем, которые были окружены холодными белыми пальцами. Как только все гвозди были снова в досках, существа, изгибаясь, отступали только для того, чтобы появиться снова где-нибудь еще. Я забивал гвозди, пока правая рука не начала болеть, а левая прижимала подрагивающее дерево. Я ни разу не попал по белым пальцам молотком, даже когда специально целился по ним. Я начал хихикать и испугался этого звука. Мой голос казался голосом сумасшедшего, словно кто-то ищет свой потерянный разум, и я подумал, что это очень смешно. Каждый раз, когда я ударял по гвоздю, это все больше и больше напоминало мне старую игру. Попади суслику по голове. Я задумался, какой же приз будет сегодня.

– Что же нам делать?! – закричал я.

Розали отступила от окна и сейчас стояла, облокотившись на столешницу, огромные глаза, медленно открывающийся рот, словно произносящий незнакомую мантру. Я взглянул на нее в перерыве между ударами молотком и увидел, как ее грудь вздымается с практически невозможной скоростью. Она была в истерике.

– Куда? – прокричал я в сторону Элли, через плечо.

– В коридор!

– Почему?

– А почему нет?

У меня не было готового ответа, поэтому я кивнул и сделал знак, что они должны идти первыми. Элли вытолкнула Розали перед собой и остановилась, чтобы подождать меня. Я продолжил работать молотком, но сейчас у меня появились новые цели. Были не только тонкие белые конечности, пробирающиеся между досками и ищущие гвозди, – теперь они также пробирались через вентиляцию рядом с полом в кухне. Я знал, они не смогут там пробраться; они никогда не протиснут свои тела там. Но я все еще находил их присутствие мерзким и ужасным, и каждый третий удар был нацелен на этих белых монстров, пытающихся добраться до моих лодыжек. И после третьего промаха я понял, чего они добивались. Именно тогда у меня начало зарождаться подозрение о наличии у них интеллекта и разума. Два пальца схватились за мою ногу – они были холодные и жесткие, даже сквозь джинсы, и они схватились так крепко, что я почувствовал, как из-за их хватки лопается кожа.

Я упал, молоток заскользил по полу. В то же самое мгновение переплетающийся лес существ появился между досками надо мной, и в следующие секунды дерево начало трещать и раскалываться, так как атака усилилась. Атакующие, похоже, знали о моем затруднительном положении. Осколки дерева, стекла и льда падали на меня дождем, все они были острыми и режущими. И потом, глядя вверх, я увидел, как в проеме надо мной появился один белый, его конечности помогали другим в их попытках расширить проем и зайти внутрь, чтобы разорвать меня.

На меня смотрела Джейн. Это было ее лицо, но все остальное нет; словно ее изображение было спроецировано туда, направлено на белый экран атакующих моей собственной памятью или обстоятельствами, но ее поместили туда, потому что знали, какой эффект это произведет. Я ослаб, не потому что думал, будто Джейн там – я знал, что меня обманывают, – но потому что картинка вызвала целый поток воспоминаний. Они проходили через мои кости, ударяли холодные мышцы и отправляли меня в белую горячую агонию замедленного кровообращения; кровь, собирающаяся в конечностях, сознание, уходящее в более теплые части мозга. Все мысли исчезли – и о спасении, и об остальных выживших, они были стерты простой белизной, которая наплывала снаружи, сметая прорези в стенах и обещая мне быструю, болезненную смерть, но только если я больше не буду бороться, если я только подчинюсь…

Вспышка смела все, кроме боли. Существа надо мной были настолько заняты неминуемым убийством, что, должно быть, не заметили Элли, держащую дробовик и опирающуюся на дверь кухни.